Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Турки окружили де Невера. Его охранники, встав на колени, безмолвно просили пощадить ему жизнь. Была война священной или нет, но неверные не менее других были заинтересованы в богатом выкупе, а потому пощадили графа. После его сдачи капитулировали и остальные французы. Битва при Никополе была проиграна, завершилась полным разгромом. В плен были взяты тысячи человек, все вооружение крестоносцев, провизия, знамена и одежда из золотой парчи достались победителям. «Со времен битвы при Ронсевале, когда были убиты все двенадцать пэров Франции, христиане не терпели такого поражения».
Хотя Фруассар не знал этого, его эпитафия крестовому походу исторически справедлива. Храбрость французов была столь исключительна, а ущерб, который они нанесли врагу, столь значителен, что не вызывает сомнения: если бы они действовали вместе с союзниками, результат сражения и даже история Европы могли бы оказаться иными. Поскольку этого не случилось, турки ответили на вызов Запада и победили, удержали Никополь, что помогло им укорениться в Европе. Их победа ускорила падение Константинополя, и они поработили Болгарию на следующие пятьсот лет. «Из-за глупого тщеславия французов мы проиграли бой, — сказал Сигизмунд великому магистру. — Если бы они приняли мой совет, у нас хватило бы людей для победы над врагом».
За поражением последовало страшное продолжение. Баязид ходил по полю боя, надеясь найти труп короля Венгрии, и обнаружил тело Вьена, в мертвой руке которого все еще было зажато древко знамени. Баязид был потрясен своими потерями, его людей погибло больше, чем христиан. Он поклялся, что отомстит за их кровь, а обнаружив, что пленники Раховы казнены, разгневался еще больше. Баязид распорядился привести к нему на следующее утро всех пленных. Французский рыцарь д’Эльи некогда служил у брата Баязида — Мурада I, турецкие чиновники его узнали и попросили назвать знатных аристократов, чтобы запросить за них выкуп. Де Куси, герцог де Бар, д’О, Ги де Тремуай, Жак де ла Марш и несколько других вместе с графом Неверским были таким образом помилованы, как и воины младше двадцати, — их насильно забрали в турецкую армию.
Остальных, численностью в несколько тысяч человек, заставили нагишом пройти перед султаном, группами по три и четыре человека, — руки связаны, на шеи накинуты веревки. Баязид быстро осмотрел их, а потом дал знак палачам приступить к работе. Палачи обезглавливали пленных — одну группу за другой, в некоторых случаях вспарывали горло или отрубали конечности, пока и трупы, и убийцы не умылись кровью. Графа Неверского, де Куси и остальных пленных силой заставили стоять подле султана и смотреть, как под ударами ятаганов падают головы их соплеменников, и кровь заливает безголовые трупы. В шеренге узнали раненого Бусико, явно пребывавшего в шоке. Де Невер упал на колени перед султаном и дрожащими пальцами пытался показать Баязиду, что он и Бусико как братья и он в состоянии заплатить выкуп. Бусико помиловали. Убийства продолжались с рассвета и до вечера, пока Баязиду и самому не стало тошно. Его министры будто бы сказали, что сильный гнев султана обернет против него христиан, и Баязид распорядился прекратить казнь. Число казненных колеблется от трехсот до совсем уже дикого числа — трех тысяч.
Мертвых на поле боля было много больше, да и не всем беглецам удалось спастись. Некоторые, улизнув от турок, утонули в Дунае, так как корабли, на которые они забрались, оказались перегружены и пошли ко дну. Некоторые из тех, что были на кораблях, сталкивали других за борт. Один польский рыцарь выплыл в доспехах, но большинство из тех, кто попытался проделать это, благополучно утонули. Опасаясь предательства на берегу Валахии, Сигизмунд поплыл в Черное море, в Константинополь, и добрался до дома морским путем. Те из его союзников, кому удалось перебраться через Дунай, попытались вернуться по суше, но обнаружили, что их земли разграблены валахами. Они скитались в лесах, их одежда превратилась в лохмотья, и они прикрывали себя сеном и соломой. Ограбленные, оборванные, голодные, многие из них погибли в пути, и мало кому удалось добраться до дома. Среди счастливчиков был граф Руперт Баварский. Он пришел домой в нищенской одежде, но всего через несколько дней скончался.
У французов — любовь к роскоши и аморальность, гордость и разногласия, у турок — лучшая подготовка армии, строгая дисциплина, продуманная тактика; все это и предрешило фатальный исход крестового похода. Тем не менее главное, что погубило крестоносцев, — это уверенность рыцарей в том, что успех зависит от личной храбрости. Потому возникает вопрос: зачем люди сражаются? Разве войны устраивают для повышения самооценки, а может, ради захвата власти, территории или обретения политического равновесия? Средневековые войны не всегда были нецелесообразными. Карл V заботился не о славе, он хотел лишь выдворить из Франции англичан. В кампаниях, за которые отвечал де Куси, — в Нормандии, Ареццо и Генуе — для достижения цели он использовал все средства: прежде всего, деньги, дипломатию, политическую торговлю и уж в последнюю очередь — оружие. Будучи настоящим рыцарем, он принадлежал, скорее, к школе Карла V, а не Бусико, хотя, похоже, отличился и в той и в другой.
Прагматизм покойного Карла V и умершего в 1380 году Дюгеклена не был своевременно изучен. Рыцари сделали свой выбор, что и показала кампания в Никополе. Почему в обществе, где господствовал культ воина, внешняя экстравагантность значила больше, чем подготовка победы? Почему не были усвоены недавние уроки Махдии? Все грандиозные проекты последнего десятилетия — вторжение в Англию, Гельдерн, Тунис, «насильственный путь» — оказывались либо воздушными замками, либо бессмысленными воинскими упражнениями. Почему через пятьдесят лет после бесславной битвы при Креси французские крестоносцы оставались столь самонадеянны? Почему они не принимали в расчет того, что противник борется за другие ценности и по другим правилам? Ответить на это можно только так: господствующая идея меняется медленно, и французы по-прежнему считали себя лучшими воинами.
В 1396 году крестоносцы вышли в поход со стратегической целью — изгнать из Европы турок, однако мысли их были сосредоточены на другом. Молодые люди из поколения Бусико, родившиеся во времена «Черной смерти» и Пуатье, в самую тяжелую пору для Франции, хотели вернуть стране прежнее очарование, честь и славу. Они стремились вперед, не помышляли о разведке, о тактическом плане и здравом смысле, потому их головы и покатились по окровавленному песку к ногам султана.
Мертвая, дезертировавшая или плененная, великая христианская армия прекратила свое существование. Дорога на Венгрию была открыта, но турки понесли слишком много потерь, и это не позволило им пойти дальше. У Баязида случился приступ подагры, вероятно, и это сыграло свою роль, что позволило Гиббону заметить: «Его продвижение было приостановлено, не по чудодейственному вмешательству апостола, и не из-за вторжения христиан-крестоносцев, а по причине длительного и мучительного приступа подагры. Упадок духа подчас исправляется недостатками физического мира, а язвительный юмор, падающий на тонкую душевную нить одного человека, способен предотвратить или отдалить страдания целых наций». В действительности же, не подагра, а недостаток военной силы стал решающим фактором. Султан вернулся в Азию, но прежде послал Жана д’Эльи разнести весть о турецкой победе и потребовал выкуп от короля Франции и герцога Бургундского.