– Погоди, как ты сказала? В семнадцатом веке?

Я пыталась думать связно, хотя рядом с Изабо это было трудно. Сейчас она напоминала Табиту, съевшую мышь.

– Герберт не только путался с демоницами. Одну из них он превратил в вампиршу. Подобные штучки строго запрещены, причем не только заветом, но и вампирским правом. Мы весьма кстати узнали, что́ именно приводит к появлению бешенства крови, – сказал Мэтью. – О римской любовнице не знал даже Филипп, хотя о других демонических любовницах Герберта ему было известно.

– И мы теперь будем шантажировать Герберта? – поинтересовалась я.

– «Шантаж» – весьма грубое слово, – поморщилась Изабо. – Я предпочитаю думать, что Галлоглас был на редкость убедителен, когда вчера вечером заехал пожелать Герберту счастливого пути и завез ему книгу «Les Anges Déchus»[68].

– Я не хочу, чтобы де Клермоны проводили тайную операцию против Герберта. Пусть весь мир знает, какой он мерзавец, – сказала я. – Я хочу сражаться с ним честно, в открытой схватке.

– Не беспокойся. Весь мир узнает. Со временем. Войны нужно вести последовательно, ma lionne. – Приказной тон своих слов Мэтью смягчил поцелуем и чашкой чая.

– Филипп предпочитал войне охоту. – Изабо понизила голос, будто не хотела, чтобы Бекка и Филипп-младший подслушали ее дальнейшие слова. – Когда охотишься, можно сначала поиграть с добычей, а потом ее убить. Так мы и поступаем с Гербертом.

В таком подходе и впрямь было что-то привлекательное.

– Я не сомневалась, что ты поймешь. Ведь не зря тебя назвали в честь богини охоты. Удачной тебе охоты в Венеции, дорогая, – сказала Изабо, потрепав меня по руке.

Венеция в мае предстала передо мной совсем другой, нежели в январе. И причина была не только в синеве неба и спокойных водах лагуны.

Тогда Мэтью находился в плену у Бенжамена. Неудивительно, что и город воспринимался холодным и враждебным. В январе мне хотелось покинуть Венецию как можно скорее. Уехав оттуда, я не собиралась возвращаться.

Но правосудие богини не будет полным до тех пор, пока я не разрушу завет.

И потому я снова оказалась в Ка’-Кьяромонте. В этот раз окну с видом на Большой канал я предпочла скамью в садике на заднем дворе.

На этой скамье мы сидели вместе с Дженет Гоуди. Мы в последний раз просматривали объемистое заявление, стараясь предусмотреть контраргументы остальных членов Конгрегации. По гравийным дорожкам с тихим шуршанием двигались любимые ручные черепахи Мэтью, вылезшие полакомиться комариками.

– Пора выезжать, – сообщил Маркус, и вслед за ним городские колокола пробили четыре часа.

Маркус и Фернандо вызвались проводить нас на Изола-делла-Стелла. Как мы с Дженет ни пытались уверить мое семейство, что прекрасно доберемся самостоятельно, Мэтью и слышать об этом не хотел.

Состав Конгрегации не поменялся. Агата, Татьяна и Осаму ободряюще улыбались мне, а вот Сидония фон Борке и вампиры встретили меня ледяными взглядами. Сату проскользнула на монастырский двор в самый последний момент, словно надеялась остаться незамеченной. От самоуверенной ведьмы, похитившей меня в саду Сет-Тура, не осталось и следа. Оценивающий взгляд Сидонии намекал на то, что трансформация, произошедшая с Сату, не осталась незамеченной. Похоже, очень скоро госпоже Ярвинен придется уступить свое место в Конгрегации другой ведьме.

Я пересекла монастырский двор и поздоровалась с вампирами, кивнув каждому:

– Доменико, Герберт.

– Ведьма, – язвительно процедил Герберт.

– И вдобавок – одна из де Клермонов. – Я нагнулась к уху Герберта. – Не увязай в благодушии, Герберт. Богиня тебя не пощадила. Она лишь отсрочила исполнение приговора. И твой день расплаты приближается.

Мне приятно было видеть страх, мелькнувший в его глазах.

Вставляя ключ де Клермонов в дверь зала заседаний, я пережила момент дежавю. Дверь распахнулось, а странное чувство только усилилось. Мои глаза остановились на уроборосе – десятом узле, – вырезанном на спинке стула нашей семьи. Серебристые и золотистые нити, пронизывающие зал, трещали от переполненности магической силой.

Всех ведьм учат верить в знаки. К счастью, над смыслом этого знака мне не потребовалось ломать голову или докапываться с помощью магии. Все было просто и понятно: «Это твое место. Ты находишься там, где и должна находиться».

– Призываю собравшихся к порядку, – сказала я, усевшись и постучав пальцами по столу.

На моем левом указательном пальце осталась толстая фиолетовая полоса. Стрела богини, которой я убила Бенжамена, исчезла, а вот этот знак остался. Цвет справедливости и правосудия.

Я оглядела зал. Широкий стол. Документы, повествующие о судьбах моей семьи и предках моих детей. Девять членов Конгрегации, считая и меня, собрались, чтобы принять решение, которое изменит судьбу тысяч таких, как мы, живущих в разных уголках мира. В вышине я ощущала присутствие духов тех, кто заседал здесь прежде. Я чувствовала на себе их взгляды: холодные (вампиры), подталкивающие (демоны), вызывающие покалывание (ведьмы).

«Сверши правосудие, – говорили они в один голос, – и помни наши имена».

Семьи де Клермон и Бишоп-Клермон встречали нас в большой гостиной. На этот раз мое пребывание в Венеции было кратким.

– Мы победили, – сообщила я. – Завет отменен.

Послышались радостные возгласы и поздравления. Меня обнимали. Болдуин реагировал более сдержанно и лишь поднял руку с бокалом, показывая, что одобряет мои действия.

Мои глаза нашли Мэтью.

– Ничего удивительного, – сказал он.

Последовавшая тишина была наполнена невысказанными словами, но я их все равно слышала. Мэтью нагнулся и взял на руки Ребекку:

– Видишь, дочка? Твоя мама опять все исправила.

Бекка с недавних пор познала упоительное наслаждение. Она стала жевать собственные пальчики. Я очень радовалась, что у нее еще не появился вампирский эквивалент молочных зубов. Мэтью вытащил ее ручонку изо рта и помахал в мою сторону, предотвращая задуманную Беккой шумную акцию протеста.

– Bonjour, Maman.

Джек качал на коленях Филиппа. Вид у малыша был изумленный и одновременно настороженный.

– Отличная работа, мам, – сказал Джек.