шляпе? О, я знал, что вы спросите. Оно прекрасно дополняет мой элегантный тирольский стиль, не правда ли? Как-нибудь я расскажу вам об этом – но не сейчас.

Агнес? А что Агнес? Хм-мм. Да…Агнес…

Нет, я совершенно не расстроен, черта с два. И уж тем более не злюсь. Я знаю, что обещал привезти ее с собой, но это, как говорят у нас в Чапел-Хилл, был дохлый номер. Мне жаль, что я доставил вам столько хлопот: вы устроили целый прием и здорово удивили меня, когда я вошел в свою скромную холостяцкую берлогу и обнаружил вас за диванами. Но, по правде говоря, я жутко устал. Я просидел четырнадцать часов в чреве «Скандинавских авиалиний», застрял на таможне в Нью-Йорке, опоздал на два стыковочных рейса и почти час провел в пробке на пути из Роли-Дарема[125]. Ну, вы поняли, да? Сегодняшний вечер мне хотелось бы провести в одиночестве, но я обещаю и торжественно клянусь: как только я немного пообвыкнусь и разберусь с новой учебной программой и расписанием на этот семестр, мы отметим это дело как следует! Благослови вас Бог, я не сомневался, что вы поймете. Вот что, Франсин, Мэри-Кэтрин, Ина: заберите еду с собой. Как только за вами закроется дверь, я собираюсь прямиком отправиться в кровать и проспать, по меньшей мере, сутки, так что все эти ваши деликатесы испортятся. Забирайте всё и устройте большой пикник. Ну что, забираете? Отлично, просто здорово. Спасибо вам, огромное спасибо! Всего хорошего, увидимся в университете через пару дней. Пока! Счастливо! До встречи! Генри, можешь задержаться на пару минут? Мне нужно хоть с кем-то поговорить. Сможешь? Отлично. Пока! Смотрите, осторожнее за рулем! Пока, Уильям! Пока, Шерил и Саймон! Спасибо, огромное спа…Слава Богу, ушли. Подожди минутку, Генри – вдруг кто-то вернется за сумочкой или еще что.

Ну, всё – опасность миновала. Черт подери, Генри, я думал, меня удар хватит, когда я вошел, и вы повыскакивали из-за диванов. Какой идиот это придумал? Только не говори, что ты, сейчас я просто не в силах потерять к тебе уважение. Мне нужен друг, который выслушает меня без предубеждения, а еще больше – глоток «Джека» из большой черной фляжки; она там, на третьей полке, между «Гавайской мифологией» Беквит и «Пользой от волшебства» Беттельгейма.

Я бы и сам достал, но совсем выдохся, а тебе недавно пластику сосудов сделали, так что энергии у тебя сейчас точно побольше. Там, в буфете, есть пара чистых стаканов, если только уборщице не вздумалось всё переставить, пока меня не было. Я ее просил ничего не трогать, но ты же знаешь, они никогда не слушают. Да, так вот. Пока меня не было. Плесни-ка мне этого теннессийского напитка миллиметров на тридцать, и я поведаю твоим стареющим ушам причину ужасного падения моего жизненного тонуса.

Нет, я не плачу – это просто нервы, и долгое путешествие, и всё, что случилось в Стокгольме. Не буду врать – мне грустно, но указатели моей жизни сменились четыре дня назад, и я уже смирился…Что-что? А, извини, я не хотел забегать вперед. Расскажу по порядку. Это не очень запутанная сага, и рассказ много времени не займет. Но повремени с выводами, пока не дослушаешь до конца, договорились? Вот и славно. Дело было так. Мой доклад поставили на второй день конференции, и мне хотелось сначала посмотреть город. Когда Боинг-767 «Скандинавских авиалиний» приземлился в аэропорту Арланда, меня уже ждал мой спонсор, Джон-Генри Холмберг, со своей новой женой Эвастиной и сыном от предыдущего брака Алексом. С ними был и некий доктор Рихард Фукс, весьма странный маленький человечек, автор невероятно туманных книг о странных болезнях, которые никто не покупает и не читает. Было довольно тепло. Джон-Генри снял пиджак и расстегнул ворот рубашки, Эвастина то и дело промокала платочком верхнюю губу, а Алекс был в шортах, хотя давно вырос из подобной одежды. Так что да, было довольно тепло. Но Фукс – Фукс был в перчатках. В таких белых латексных перчатках, которые надевают в лаборатории, чтобы исследовать образцы. Он бурно приветствовал меня. Сказал, что хочет показать мне монографию о каком-то трудном для понимания аспекте скандинавской мифологии, которую он перевел на английский.

Каким образом моя работа в области семиотики мифологии снискала такое раболепное восхищение этого странного человечка и откуда он узнал о никому не известном профессоре античности с факультета английской филологии университета Северной Каролины, я так и не узнал. Но поскольку именно он был причиной произошедшего со мной, я подозреваю, что его присутствие в аэропорту было не случайно. Ох, снова забегаю вперед. Терпение, Генри. Меня отвезли в отель «Ройял Викинг», я распаковал вещи, принял душ и часок вздремнул. Я не находил себе места – мне ужасно хотелось спать, но никак не удавалось по-настоящему заснуть. Ноги все время сводило. Я не мог успокоиться – всё переживал: через два дня мне предстояло делать доклад на крупной международной конференции, посвященной современным академическим тяготам, а ты ведь знаешь, я всегда с трудом переносил «деконструктивистскую» критику. Я устал, как собака, но, вместо того, чтобы принять лекарство от судорог в ногах и подольше поспать, начал возиться с рукописью. Даже добавил новый подзаголовок: «Пост-структуралистская интерпретация иконографии легенды о Тезее и Минотавре», который сам мог с трудом выговорить. Только представь, как бы я выкручивался, если бы кто-то спросил, что означает эта галиматья. Но я знал, что в академическом издании это будет отлично смотреться. В общем, когда мои спутники заехали за мной, чтобы вместе отправиться на прием по случаю открытия конференции, мне можно было спички в глаза вставлять. Может, поэтому то, что случилось после, и не встревожило меня. Шекспир говорил о таком «странно и нелепо»[126]. Но на обратном пути у меня было четырнадцать с половиной часов, чтобы обдумать происшедшее, так что я могу смело сказать – о да, без сомнения, это было очень тревожно, странно и нелепо. Ладно, не напрягайся! Я избавлю тебя от местного колорита, своих ощущений от поездки по мощеным булыжником улицам и рассказов о том, как все нефферояттно дорого в Швеции, знаешь, сколько там стоит катушка скотча? Почти семь долларов, вот сколько, с ума сойти, правда? В общем, я сразу перейду к приему и встрече с Агнес. И к Фуксу. И к гробнице на Остерлангатан. И к огненному перу, которое я привез из Стогкольма вместо самой красивой женщины, когда-либо ходившей по земле.

Мы сидели за огромным столом, и классический пианист по имени Беккелунн играл произведения современных шведских композиторов – Блумдаля,