Особая позиция Ордина-Нащокина сделала в конце концов невозможным его пребывание во главе внешнеполитического ведомства. В марте 1671 года Афанасия Лаврентьевича отстранили от посольских дел, а затем и «от всее мирские суеты». В 1672 году он принял постриг в Крыпецком монастыре (близ Пскова). Впрочем, деятельная натура новоявленного инока Антония и под монашеской одеждой так и не нашла полного успокоения. В келье смиренного старца, поклонника учености, была не только религиозная литература, но и списки с посольских документов и договоров.

Ордин написал нечто вроде автобиографических записок — «Ведомство желательное людям», где пространно рассуждал о прошедшей русско-польской войне. Он докучал царю челобитными и в конце концов, при царе Федоре Алексеевиче, вновь появился в Москве, чтобы принять участие в переговорах с представителями Речи Посполитой. Попытка, однако, окончилась неудачей: в услугах Ордина-Нащокина очень скоро перестали нуждаться, и он вторично и уже навсегда вернулся в Крыпецкий монастырь.

В окружении Алексея Михайловича A. Л. Ордин-Нащокин был фигурой едва ли не самой яркой. И в известной мере трагичной в своей невостребованности. Ему по плечу были дела Петровские. Но в тесных, еще скованных традициями, рамках царствования Тишайшего Афанасию Лаврентьевичу было не развернуться. Он устроил почтовое сообщение между Москвой и Ригой, реформировал посадское самоуправление в Пскове, разработал таможенные и торговые правила в Новоторговом уставе, словом, имел и смелость, и вкус к реформаторству и нововведениям, однако все это было достаточно мелко и почти всегда сопряжено с сопротивлением и непониманием. Ордин-Нащокин нуждался в поддержке царя-реформатора, а не царя-молитвенника. Но — судьба. Он «промахнулся» с эпохой: когда Ордин-Нащокин стал боярином, Петр еще даже не появился на свет, когда сошел в могилу, будущему реформатору шел только восьмой год. Поистине, Ордин — преждевременный человек…

В июне 1669 года, после затянувшегося на этот раз бескоролевья, королем был избран Михаил Вишневецкий. Новый король был сыном знаменитого Иеремии Вишневецкого, владельца огромного «панства» на Украине; одно его имя приводило в трепет малороссийских казаков. Выбор Вишневецкого свидетельствовал о том, насколько острым оставался для шляхетства вопрос об Украине и как сильны были надежды на возвращение утраченного.

Впрочем, Варшаве впору было думать не о реванше, а о сохранении своих земель на востоке. Дорошенко недолго оставался в подданстве короля. Некто Суховейко, молодой писарь из Запорожья, при поддержке крымцев и сечевиков выступил против правобережного гетмана. К новоявленному гетману, «протеже» крымского хана, пристал кое-кто из полковников. Дорошенко оказался в большом затруднении. Он попытался получить помощь от Польши, затем, затеяв разговоры о подданстве, — от московского государя. Но Польша была занята выборами, Россия же опасалась вмешиваться в дела по ту сторону Днепра. Тогда гетман обратился к турецкому султану с просьбой взять Правобережье под свое покровительство. Турция, еще не завершившая войну с Венецией, не могла прислать войска. Однако и без того ее вмешательства оказалось достаточным, чтобы склонить чашу весов в пользу Дорошенко. По приказу султана татары отстали от Суховейко. Тому пришлось передать гетманскую булаву уманскому полковнику Ханенко.

Гетман Михаил Ханенко присягнул Польше. Но это уже не было восстановлением прежнего положения на Правобережье. Теперь здесь было два гетмана, «польский» и «турецкий», причем позиции энергичного и авторитетного Дорошенко были предпочтительнее. Дорошенко одолел своего соперника и даже пленил примкнувшего к нему бывшего монаха Гедеона — Юрия Хмельницкого, который, сбросив монашеское платье, вознамерился вновь искать удачу в казацких распрях. Хмельницкий был отправлен в Константинополь. Предусмотрительный визирь не стал выставлять его голову на потеху черни — вдруг пригодится? И в самом деле, через несколько лет пригодился. Но какое падение, какая разительная судьба в сравнении с судьбой отца! Юрий, получивший от султана булаву, был не более чем марионеткой, предназначенной для разорения собственной страны.

Перемены на западной стороне Днепра сильно обеспокоили правительство Алексея Михайловича. Ожидали новых осложнений. Особенно настораживала возможность вмешательства Турции. Осенью 1669 года в Мигновичах сошлись русские и польские уполномоченные. Для Ордина-Нащокина это была последняя посольская служба — тучи уже сгущались над боярской головой. Главным вопросом обсуждения должен был стать вопрос о совместной борьбе с Дорошенко и турецкой угрозой. Но его заслонила проблема Киева, а затем и неожиданное требование поляков вернуть все: новый король Вишневецкий демонстрировал свою твердость перед шляхтой.

Выше уже отмечалось, что в вопросе о Киеве Ордин-Нащокин был готов пойти на уступки. Но не готов к тому был Алексей Михайлович, прекрасно понимавший: Киев — ключ ко всей Украине. Царь заставил боярина ужесточить позицию. Причем не только суровыми выговорами. В Мигновичах Афанасий Лаврентьевич узнал об утрате им Малороссийского приказа, который передали в ведение А. С. Матвеева. Назначение, как, впрочем, и смещение, было с подтекстом: Артамон Сергеевич имел репутацию «доброхота» и заступника казачества и, понятно, был ярым противником всех разговоров о возвращении Киева. Не случайно на Левобережье его назначение встретили с облегчением.

Ничего путного из польских требований в Мигновичах не вышло. Разве только усилились взаимная подозрительность и недоверие. Столкнувшись с неуступчивостью Москвы, королевские уполномоченные вынуждены были отложить вопрос о Киеве. Не подверглись ревизии и другие статьи Андрусовского перемирия. Стороны возобновили обоюдное обещание стоять заодно против басурман. Однако эта была скорее декларация о намерениях: помогать всерьез друг другу ни в Варшаве, ни в Москве не собирались — действовала старая, отточенная десятилетиями логика — чем хуже дела у соседа, тем лучше для меня.

Весной 1671 года Дорошенко открыл боевые действия против поляков. На этот раз гетман опирался на поддержку не только Крыма, но и Стамбула. В Порте к этому времени окончательно убедились, что надежды на разрыв русско-польского соглашения маловероятны. Выжидательная политика была оставлена. Военная машина вновь стала набирать полные обороты.

История иной раз делает странные повороты в человеческих судьбах. Дед Петра Дорошенко, тоже гетман, участвовал в знаменитой битве под Хотином в 1621 году, в которой польско-казацкое войско разгромило бесчисленные орды Османа II. Полвека спустя Дорошенко в своих безуспешных попытках сохранить единую Украину подался под власть Порты, оказавшись, по выражению султанской грамоты, в числе «невольников порога нашего». Теперь «невольник» наводил на польского короля и гетмана Ханенко татар и турок. И шли эти орды по все той же многострадальной Украинской земле.

В начале 1672 года войска Магомета IV вторглись в пределы Речи Посполитой. За короткое время почти 200-тысячная турецкая армия затопила Подолию и Заднепровье. Пал Каменец, почитавшийся за неодолимую твердыню польского владычества в Западной Украине. Султан в сопровождении хана и Дорошенко торжественно въехал в город. Колокола молчали. Одновременно подвергались жестокому разорению десятки других украинских городов и местечек.