Великом у местных жителей; наконец, у него под руками была, правда очень скудная, печатная литература о Петре, какая существовала в его время[938].

Руководствуясь журналом Ноомена, Схельтема день за днем описывает жизнь Петра в Саардаме, вставляя в это описание рассказы, подчерпнутые из местных преданий и давно уже ставшие достоянием школьных хрестоматий. Вот в краткой передаче сообщаемые им факты. Приехав в Саардам 8 августа утром, Петр поселился в малолюдной части городка на Кримпе в маленьком деревянном в два окна домике с черепичной кровлей, разделенном на две комнатки с изразцовой печью, с глухой каморкой для кровати, принадлежавшем кузнецу Герриту Кисту, ранее работавшему в России и встреченному будто бы царем и его спутниками утром же 8 августа при их приближении к Саардаму в то время, как он сидел в лодке и занимался ловлей угрей. Русские окликнули его; он был очень удивлен, узнав московского царя, а Петр заявил ему, что ни в чьем другом доме не поселится, как только в его. Этот известный домик сохраняется теперь в Саардаме как достопримечательность. Так как день приезда пришелся на воскресенье, то Петр провел его, тяготясь невольной праздностью и будучи недоволен скоплением свободного от работы народа, собравшегося поглазеть на приехавших иностранцев. Можно думать, что в тот же день, 8 августа, в воскресенье, он посетил Антония ван Каувенгоофе, заандамского сторожа, сын которого жил в Московии в качестве мастера на лесопильной мельнице. «В то время как великий князь, — пишет Ноомен, — находился в доме Каувенгоофе, пришел туда domine Иоанн Фергер, здешний пастор в Вест-Заандаме, вместе с одним из старшин, чтобы навестить его, и Каувенгоофе сказал им незаметно: „Обратите особенное внимание на самого высокого среди них. Когда они уедут, я вам сообщу, что это за знатный господин; пока же они находятся здесь в наших краях, нам о том говорить нельзя“»[939]. В понедельник 9 августа царь зашел в лавку вдовы Якова Оомеса и накупил большое количество необходимых для корабельной работы плотничных инструментов и в тот же день под именем Петр Михайлов был принят работником на корабельную верфь Липста Рогге, расположенную на Бейтензаане. 10 августа, во вторник, он купил у красильщика Вильгельма Гармензоона весельную лодку, заплатив за нее после долгого торга 40 гульденов с придачей кружки пива, которую он и распил с продавцом в одном из трактирчиков близ Овертоома. На 9 или 10 августа Ноомен относит неприятное приключение с Петром, вызвавшее вмешательство городской администрации. Возвращаясь с верфи, Петр купил себе слив, положил их в шляпу и ел дорогой. На плотине, ведущей к Зюйдейку, к нему пристала толпа мальчишек. «Заметив нескольких детей, — пишет Ноомен, — которые ему понравились, он сказал: „Человечки, хотите слив?“ и дал им несколько штук. Тогда подошли другие и сказали: „Господин, дай нам тоже что-нибудь“, но он этого не хотел исполнить. Его, видимо, забавляло, что он часть детей обрадовал, других же раздразнил. Но некоторые мальчуганы рассердились так сильно, что начали бросать в него гнилыми яблоками и грушами, травой и разным мусором; более того, один мальчик на Зюйдейке попал ему в спину даже камнем, который причинил ему боль, и это вывело его из терпения. У шлюза на Горне, наконец, комок земли с травой попал ему прямо в голову, и тогда он сильно рассердился и сказал: „Разве здесь нет бургомистров, которые смотрели бы за порядком?“»[940] Некоторые из граждан, прибавляет к этому рассказу Ноомена Схельтема, бывшие свидетелями этого происшествия, сочли со своей стороны необходимым сообщить об этом в магистрат. В городке начали уже говорить, что пострадавший — не кто иной, как царь Московский.

В среду 11 августа, как сообщает Схельтема, подозрения саардамцев, что в числе прибывших московитян находится сам царь, получили еще новое основание. В цирюльне некоего Помпа было прочтено письмо, полученное одним саардамским жителем от сына, жившего в России, с известием, что в Саардам едет царь, и с указанием примет, по которым можно будет его узнать. Случайно вскоре же после прочтения этого письма в цирюльню зашли иностранцы, и хозяин узнал в одном из них как раз те приметы, которые были указаны в письме: высокий рост, трясется голова, размахивает при ходьбе правой рукой, небольшая бородавка на правой щеке. Цирюльник поспешил сообщить согражданам о своем открытии. Некоторые, все еще не верившие слухам, стали расспрашивать Геррита Киста, в доме которого жил Петр. Кист не выдавал тайны; но жена его Неэль Макс, обращаясь к мужу, сказала при этом: «Геррит, я терпеть не могу, когда вы грешите против правды». Ноомен рассказывает, что в этот день, 11 августа, царь был в кофейне «Трех лебедей» (De drie Zvanen). Один шкипер, часто плававший в Московию, стоял тут же на Дамме (плотине) среди многих знатных особ и предложил выяснить, очевидно, волновавший толпу вопрос о таинственном незнакомце, сказав: «Я вам могу точно сообщить, царь это или нет, только бы мне взглянуть на него». Войдя в кофейню, он сразу узнал царя, который в это время пил здесь чай; тотчас же вернувшись к толпе, шкипер громко закричал: «Конечно, это царь; это так же верно, как то, что все мы еще живем на земле, я-то знаю московского царя как нельзя лучше». Между тем прибыл с двухчасовым судном из Амстердама бургомистр Алевин Виллемзоон Иоор. Получив сообщение о случившемся, он зашел в книжную лавку близ Овертоома, чтобы написать соответствующее объявление, и по совещании со встреченным там Иоанном Корнелисзооном Нооменом, членом магистрата, автором записок, в тот же день, 11 августа, обнародовал через глашатая следующее объявление: «Бургомистры, узнав с прискорбием, что дерзкие мальчишки осмелились бросать камнями и разною дрянью в некоторых знатных особ иностранцев, строжайше запрещают это всем и каждому под угрозой наибольшего наказания, которое установлено, причем виновные будут выданы благородному господину бальи. Пусть каждый будет предупрежден и остерегается позора и убытков». Это выкрикивал, рассказывает Ноомен, деревенский глашатай, ударяя в медный таз, по всем улицам начиная от шлюза на Горне, перед и за Даммом до реформатской церкви Креста, и на многих это произвело сильное впечатление[941]. Вследствие жалоб царя на стечение любопытных, постоянно толпившихся перед домиком Киста, бургомистр велел поставить часовых на мосту, ведущему на Кимп. В тот же вечер царь был у знатнейшего саардамского купца Корнелия Михельзоона Кальфа. Он был приглашен к столу; но так как в то же время к Кальфу пришли в гости другие почетнейшие купцы, то царь, поблагодарив хозяина, отказался от стола,