И позвольте мне заметить еще кое-что. Если это прекрасное создание думало, что блеск ее глаз сделает меня ее рабом, заставит влюбиться, или как это там еще называется, она должна была глубоко разочароваться, поскольку такого эффекта она на меня не произвела. Это на самом деле пугало, и все мои чувства были поглощены этим, потому что я ощущал присутствие чего-то нечеловеческого, чего-то чуждого для меня как для мужчины, того, чего я должен был бояться и обожать, как восхищаются всем божественным. Но смешивать это я не хотел. Я даже не знал, божественно ли это? Я только знал, что это не для меня, это все равно что я попросил бы звезду сиять в моей походной лампе…

Я думаю, что она почувствовала это, ее удар прошел мимо, как говорят французы, если она в тот момент хотела произвести на меня впечатление. В этом я не уверен, потому что голос ее изменился, стал холодней, когда она со смехом сказала:

– Ты признаешь теперь, Аллан, что женщина может быть старой и оставаться красивой и без морщин?

– Я признаю, – пробормотал я, хотя меня била такая дрожь, что я с трудом произносил слова. – Признаю, что женщина может быть прекрасной и любимой гораздо больше, чем способен вообразить мужской ум, несмотря на возраст, о котором я не знаю ничего. Должен поблагодарить тебя, Айша, за то, что ты показала мне красоту, скрытую под вуалью. Теперь я не боюсь побеспокоить тебя в той манере, какую ты видела много лет назад. Так мужчина видит луну, которая серебряным светом сияет в ночном небе.

– Луна! Как странно, что ты сравниваешь меня с луной, – сказала она. – Знаешь ли ты, что Луна была великой богиней в Древнем Египте, а ее имя было Исида[88], – и что у меня общего с ней? Может, ты был там и знаешь, поскольку большинство из нас живет всего один раз. Я должна подумать об этом. Кроме того, не все думают так, как ты, Аллан. Многие, наоборот, любят и ищут божественное.

– Может быть, Айша, но я не стремлюсь к этому. Если бы стремился, наверное, получил бы то, что хотел.

– Ты мудрый человек, – сказала она не без уважения в голосе. – Мотыльки не единственные, кто боится пламени, – оно жжет всех. Я думаю, что ты обжигал крылья и знаешь, что огонь ранит. Теперь я вспоминаю, что слышала о трех вспышках любви, через которые ты прошел, Аллан, хотя все твои любимые женщины теперь мертвы или сияют где-то в другом месте. Две погребены в твоей юности, когда некая леди пыталась спасти тебя. Это была великая женщина, не так ли? А третья – она была действительно огнем, к тому же рыжая. Как ее звали? Я не могу вспомнить, но, по-моему, это связано с ветром… Да, с причитанием ветра.

Я смотрел на нее во все глаза. Неужели снова раскопали тайну Мамины в сердце Африки?

И как, ради всего святого, она могла узнать о Мамине?

Может быть, она спрашивала Ханса или Умслопогаса? Нет, это просто невозможно, ведь она видела их только в моем присутствии.

– Возможно, – продолжала она с хитринкой в голосе, – ты снова не поверишь, Аллан, чей циничный ум закрыт для новой истины. Показать тебе лица этих трех? Я могу. – И она взмахнула рукой в направлении некоего предмета, который стоял справа от нее в тени, – он выглядел как хрустальная чаша. – Ты, кто знает их слишком хорошо, поверишь, что я взяла эти картинки из твоей души? Но возможно, одно лицо возникнет, и это будет странно для тебя.

«Леди Рэгнолл, может быть?» – мелькнуло у меня в голове.

– Может быть, ты слышал, Аллан, что не все мудрецы видны воочию земным людям и не все находятся во плоти. Они разделены на составные части, каждая из которых ходит по земле в различных формах, как фрагмент жизненного круга, который никогда не разорвется и снова должен соединиться в конце концов?

Я вежливо покачал головой, потому что слышал это впервые.

– Тебе, Аллан, еще столько всего надо узнать, хотя, без сомнения, некоторые считают тебя мудрецом, – продолжала она все тем же таинственным голосом. – Я знаю, что эта доктрина строится на «камне правды». Также, – добавила она, изучая меня с минуту, – в твоем случае эти три женщины не создали единый круг. Я думаю, что есть еще четвертая, которая пока незнакома тебе, хотя ты можешь ясно различить ее в остальных.

Я тяжело вздохнул, представляя, что она намекает на себя, что было глупо с моей стороны, потому что она прочитала мои мысли и кисло усмехнулась.

– Послушай… – снова сказала она. – Даже если моя история покажется тебе невероятной, не прерывай ее и не смейся, потому что я могу рассердиться. И тогда тебе не поздоровится. Я ведь из тех женщин, Аллан, которые подчиняют себе секреты природы.

Здесь я почувствовал непреодолимое желание спросить, какие же это секреты, но решил пока придержать язык.

– К счастью, эти секреты сохранили мою молодость и красоту на многие века. Кроме того, в прошлом, как будто в наказание за мои грехи, я прожила другие жизни. И воспоминания о них остались со мной. В своем последнем рождении я была арабской женщиной королевской крови, наследницей царей Востока. Там я погрузилась в самую глубину восточной экзотики и управляла людьми, а ночами собирала мудрость от звезд и духов земли и воздуха. В конце концов я устала от них, и мои приближенные слишком устали и подумывали о том, чтобы избавиться от меня, потому что, Аллан, я ничего не значила для мужчин, хотя они сходили с ума от моей красоты и убивали друг друга из ревности. Более того, враги пошли войной на мой народ, надеясь взять меня в плен и сделать женой одного из своих царей. Итак, я покинула их с огромным грузом золота и бриллиантов, взяв с собой святого человека, моего господина. Вместе с ним мы прошли по миру, изучая разные народы и их обряды. В Иерусалиме я осталась, чтобы изучить Иегову, который был или есть их Бог.

В Пафосе на острове Читим я провела некоторое время, потому что их народ считал меня Афродитой[89], вернувшейся на землю, и поэтому почитал меня. Именно по этой причине, а также потому, что своим появлением я оскорбила Афродиту, она приказала слугам проклясть меня, сказав, что ее проклятие будет лежать на мне века и мне будет тяжелей, чем любой женщине, которая живет в этом мире.

Это была страшная сцена, – вспоминала она. – Я имею в виду проклятие, потому что на каждое ее слово я отвечала двумя словами. И я приказала их главному жрецу доложить своей богине, что я буду жить на земле очень долго, в то время как ее уже не будет и о ней все забудут. Потому что в этот час я была выражением духа пророчества. И хотя проклятие со временем потеряло свою силу, Афродита имела власть, потому что существовала под разными именами по всему миру. Скажи мне, Аллан, где-нибудь в мире ей еще поклоняются?