— Подожди, пусть сам… Не буду ему удовольствие портить, — сказала Аглая Ильинична и посмотрела на дверь, в которой снова появился Платон Михайлович.

С необычной торжественностью он подошел к столу и положил перед Ксеньей небольшой листок папиросной бумаги.

— Читай!

На листке было написано:

«Дорогие товарищи. Ваши записки… получили мы. Ни на минуту не забываем о вас… Теперь решили создать специальное Сибирское Бюро ЦК из пяти человек… Принимаем сейчас меры к постановке прочной связи с вами. Мировая революция сделала такие шаги вперед, что остановить ее никакими силами империалистов не удалось. Внутренне мы крепче, чем когда-либо. Возможны временные неудачи, но значения они не могут иметь. Мы победим. Установим прочную связь, и работа пойдет полным ходом. Привет всем вам от всех нас. Я. Свердлов».

Платон Михайлович внимательно следил за меняющимся выражением Ксеньиного лица, и, читая, она все время чувствовала на себе его пристальный взгляд.

— Москва? — спросила Ксенья, едва дочитав письмо. — Это из Москвы, Платон Михайлович? Да?

— Москва. Ты поняла?

— Да-да, конечно… Когда оно было получено?

— Три дня назад. Я снял копию, чтобы показать товарищам…

— Господи, а Кирилл ничего не знает… — сказала Ксенья. — Ах, если бы немного раньше, пока не уехала Мария Прокофьевна…

— Нет, ты понимаешь? — перебил Ксенью Платон Михайлович. — Прочная связь с ЦК… Это удесятерит наши силы… Ты понимаешь?

— Да, я все понимаю, все… И о тайных комитетах понимаю. Это новые инструкции? Это оттуда? — Сама того не замечая, Ксенья поднялась со стула и взяла Платона Михайловича за обшлаг рукава, словно боялась, что он сейчас уйдет, не дослушав ее. — Но как об этом известить Кирилла? Как он узнает?

— Опять о Кирилле… — сказала Аглая Ильинична. — Не беспокойся, узнает твой Кирилл, все узнает.

— Непременно узнает, теперь у него с Читой связь есть, — сказал Новоселов. — Это настолько важно, что немедленно сообщат. — Он взял со стола листок и, аккуратно сложив, спрятал в боковой карман пиджака. — И тебе знать нужно, потому я и рассказал. Сейчас мы бросим большие силы в деревню, может быть, придется поехать и тебе…

— Туда? В Забайкалье? — вдруг, задохнувшись, спросила Ксенья.

— Ого… — сказала Аглая Ильинична.

Платон Михайлович удивленно посмотрел на Ксенью.

— Нет, ну зачем так далеко? Там своя организация, свои люди… — Он прошелся из угла в угол и неожиданно для Ксеньи, но, видимо, следуя ходу своих мыслей, сказал: — Наступление теперь начнется по всему фронту, и на Уральском фронте уже началось…

— Началось наступление? — переспросила Ксенья. Она была еще под впечатлением газетных статей, в которых каждый день говорилось о победоносном наступлении колчаковских войск, и не поняла Платона Михайловича.

— Красная Армия под Глазовом остановила наступление белых и теснит их войска к востоку. В Сибирь из Вятки пробрались через фронт девятнадцать человек. В Вятке организовано отделение Урало-Сибирского Бюро ЦК… Они оттуда. Они посланы на подпольную работу в Сибирь и на Урал. Вчера я встретился с одним из приехавших товарищей…

Ксенья забыла о цели своего прихода, забыла она рассказать и об офицере контрразведки, который так беспокоил ее еще утром, когда она шла к Новоселовым. Она молча смотрела на Платона Михайловича и ждала. Ей хотелось еще и еще раз услышать о том, что произошло на Уральском фронте и о чем рассказал Платону Михайловичу приехавший из Советской России подпольщик.

В соседней комнате послышалось шипение, потом раздались глухие удары старинных стенных часов.

Ксенья подняла голову, прислушалась и вдруг стремительно бросилась к шубе, которая так и висела на спинке стула.

— Боже мой, уже десять часов… Я опоздаю на поезд…

— Может быть, отложишь поездку на завтра? — сказал Платон Михайлович.

Ксенья остановилась в нерешительности. Ей страшно не хотелось сейчас уходить от Новоселовых.

— Завтра? Нет-нет, завтра нельзя… Как я объясню на службе свою поездку в Черемхово? Нет, теперь только через неделю — в следующее воскресенье… Я лучше потом, я лучше зайду к вам потом…

На ходу застегивая шубку, она выбежала из комнаты.

8

За углом, где постоянно стояла извозчичья биржа, сейчас не было ни одной кошевки.

«Опоздаю, непременно опоздаю…» — подумала Ксенья и тут увидела извозчика. Только что ссадив седока, он ехал шагом у самой обочины дороги и, распустив вожжи, пересчитывал какие-то деньги.

— Извозчик! — обрадованно крикнула Ксенья. — Извозчик!

Извозчик торопливо засунул за пазуху деньги, обернулся и, еще не разобрав вожжи, звонко зачмокал губами. Его мохнатая лошаденка засеменила ногами так быстро, словно боялась, что на зов Ксеньи прискачут все извозчики города и непременно опередят ее.

Сани лихо подкатили к тротуару. Извозчик осадил лошадь и откинул медвежью полость.

— Садитесь, барышня.

— Мне на вокзал, и, пожалуйста, побыстрее, — сказала Ксенья, садясь в кошеву. — Я боюсь опоздать к поезду.

— Не опоздаем — конь добрый, — уверенно сказал извозчик, даже не спросив, когда отходит поезд. — Виноходец… А ну, голубок, пошевелись, пошевелись — прокатим барышню… — Он приподнял вожжи, оттопырил локти, как заправский кучер, и гикнул.

Желтенькая, розоватая от солнечного света, маленькая лошадка снова засеменила, быстро переставляя ноги, раскачиваясь на ходу вперевалочку, и, посмотри на нее со стороны какой-нибудь пешеход, непременно показалось бы ему, что мчится лошадка во весь опор, не жалея сил. И в самом деле старалась маленькая розовая лошадка, но сани скользили по дороге все же медленно и дома не летели навстречу Ксенье, а неторопливо тянулись дом за домом, забор за забором.

Но Ксенья уже не