Склонив голову набок, он откровенно вылупился на формы Аманвах, туго обтянутые шелком:

– Впрочем, я тебя не виню. Мож, ребята сначала чуток развлекутся, а потом мы протолкнем вас обоих в то маленькое окошко.

– Нет! – крикнул Рожер.

Сержанта снова разобрал смех.

– Не волнуйся, малый, и про тебя не забудут. У меня есть пара ребят, которым интереснее твоя, а не ее задница. В конце концов, мы в Праведном доме.

Ему чем-то перечеркнуло горло, будто пала тень, но в следующий миг он уже валился ничком, заливая все кровью. Сиквах мухой перелетела через келью и, полоснув так же еще одного, воспользовалась им как подкидной доской и вернулась под потолок.

– Ночь и Недра, что это было?! – вскричал один стражник.

Все уставились наверх, забыв о Рожере и Аманвах.

– Все хорошо? – спросил у дживах Рожер.

– Нет, – ответила Аманвах. – Мое терпение истощилось. – Эти слова прозвучали страшнее, чем все, что она говорила прежде.

Снова размытое пятно, молниеносное движение: Сиквах упала сверху, как лесной демон, и вонзила в грудь стражника клинок. В наступившей неразберихе она убила еще двоих и опять скрылась меж балок.

– Все, я сваливаю, – объявил один.

Он и еще двое бросились к двери, но та захлопнулась, и громко щелкнул замок.

– Джансон велел их убить! – гавкнули из-за нее. – Хотите выйти – покончите с делом!

Озлившись, стражники повернулись, но Сиквах пауком обрушилась на стоявшего в центре и сломала ему хребет. Она пружинисто спрыгнула на пол и воспользовалась инерцией падения, чтобы усилить бросок, – метнула ножи в стоявших по бокам.

– Еще одна! – взвыл стражник, и трое из оставшейся четверки устремились к Сиквах, замахиваясь дубинками.

Четвертый выхватил нож и двинулся к Рожеру и Аманвах. Рожер попытался ее оттащить, но цепь между ног была коротка, и дживах снова упала. Перевернувшись и вспомнив шарусак, Рожер со всей силы пнул стражника в пах.

Но ступня угодила в доспехи, в ней что-то щелкнуло, расцвела боль. Стражник оборвал его вопль, сбив Рожера на сторону дубинкой, и занес нож, чтобы прикончить Аманвах.

– Нет! – Не задумываясь, Рожер перекатился и накрыл ее своим телом.

Он ощутил удар в спину, и из груди вдруг выскочило металлическое острие. Рубашка начала пропитываться кровью. Больно не было, но внутри ощущался холод железа, и Рожер как бы издалека осознал случившееся.

Поняла и Аманвах. Он прочел это в ее глазах – прекрасных карих очах, всегда безмятежных, а теперь широких от ужаса.

Удар – и кисть убийцы сорвалась с рукоятки ножа. Он замертво рухнул подле Рожера.

Сиквах запричитала, но плач ее казался далеким, как и боль. Вторая жена бережно, словно младенца, сняла Рожера с Аманвах.

– Исцели его! – взмолилась она. – Ты должна!

– Чины отобрали у меня хора! – резко ответила Аманвах. – Мне не с чем работать!

– Вот! – Сиквах сорвала колье. – Вот тебе хора!

Кивнув, Аманвах поспешила закрыть окно. Сиквах осторожно уложила Рожера на койку, затем сняла с себя все меченые украшения и расколола бесценные предметы рукояткой ножа. Они наделяли ее невероятной силой, но она уничтожила их не задумываясь.

В этом звучала такая любовь, что у Рожера навернулись на глаза слезы. Он захотел остановить ее; сказать, что это его не спасет и сила драгоценностей понадобится ей в грядущие дни и ночи.

Затем за дело взялась Аманвах. Она срезала с него одежду, как будто в нем и не засел нож. Как будто она могла чем-то помочь. Он умирал. Умирал, и столько дел оставалось незаконченными.

На столике лежала тонкая кисточка, и Аманвах принялась рисовать кровью Рожера метки. Она действовала быстро, по мере того как в красное окрашивалось все больше ткани, прикрывавшей рану.

Через несколько секунд она воздела хора, и в груди разлилось тепло. Эйфория приглушила боль. Аманвах взглянула на Сиквах.

– Сестра, вытащи лезвие. Медленно. Магия должна залечивать органы, пока будешь тянуть.

Сиквах кивнула и приступила к делу. Рожер чувствовал, как дюйм за дюймом движется нож, выходя из пострадавших внутренностей и нанося новые раны. Он ощущал это, тело сводило судорогами, но боли не было. Тело словно стало актером, игравшим в смерть.

Кости в кулаке Аманвах рассыпались. Остались считаные дюймы, и Сиквах, теперь уже быстро выдернув нож, прижала к ране ткань.

Аманвах осмотрела спину Рожера:

– Позвоночник цел. Если я зашью рану…

Но Рожер уже чувствовал жар внутри и перебои в сердцебиении. Он перевернулся лицом вверх.

– К… – Звук слился с бульканьем крови, которая выплеснулась из его рта в лицо Аманвах, но жена не отпрянула, и кровь смешалась со слезами.

Он помедлил, собираясь с силами.

– Пойте дальше.

Слова вылетели, как судорожный вздох, и Рожер затих, пытаясь просто дышать, а он сказал еще далеко не все. Жены взяли его за руки, и он вцепился в их кисти:

– У-учитесь. У-учитесь.

Он перевел взгляд в сторону:

– Кендалл…

– Муж? – позвала Сиквах, и Рожер встрепенулся, поняв, что на миг отключился.

Тьма смыкалась, сужала поле зрения до игольного ушка. Вдали призывно горел свет.

– Отдайте Кендалл мою скрипку.

Лиша поспешила к северным окнам подъездной башни, молясь, чтобы решетку опустили вовремя, но вместо этого увидела, что в ворота бесконечным потоком хлынули красийцы. Он расщепился у фонтана – и сотни, тысячи орущих воинов с длинными, как пики, копьями наперевес устремились к горстке Горных Копий, которые охраняли проспекты.

К чести гвардейцев принцессы, они не разомкнули строй и выставили перед собой оружие, словно копье могло остановить на скаку двухтонного жеребца.

Когда лавина подошла вплотную, капитан Бруз вскинул и в последний миг с криком переломил горное копье.

Двор наполнился сотнями взрывов, будто в костер швырнули ящик праздничных хлопушек. Все заволокло дымом, и красийцев отбросило, как демонов от меток.

Лошади заржали; иные, отпрянув, опрокинулись, другие рухнули на бегу, сбросив всадников на булыжную мостовую.

У красийской конницы не было времени замедлиться. Скакавшие сзади врезались в передние ряды, ломая кости и невольно пронзая товарищей копьями. Лиша видела сверху, как ударная волна прокатилась назад, сминая задних, пока не угасла.

Возникло замешательство, шарумы приходили в чувство. Отдельные лошади вскочили на ноги, нередко – без всадников. Многие остались лежать.