Но не следует полагать, будто результатом такой политики стала политическая стабильность. Сам Готфрид в конечном итоге был убит, и франкские анналы первой половины IX века позволяют нам реконструировать часть последующей бурной политической истории региона, когда либо представители двух ветвей одной династии, либо две разные династии боролись за власть. Однако в середине IX века уровень насилия вышел за рамки обычного. При втором посещении Скандинавии миссионер святой Ансгар обнаружил, что король Хорик II и все придворные, с которыми он был знаком, мертвы и с 850 по 950 год нет никаких признаков объединенной датской монархии. Иногда делаются предположения, что это лишь иллюзия, созданная молчанием франкских источников, но корни проблемы уходят куда глубже. Первой фигурой, обладавшей реальной властью, стал Харальд Синезуб из династии Еллингов в середине X века. И среди его знаменитых памятников есть рунический камень, на котором имеется надпись, гласящая, что объединение территорий под его властью – личная заслуга конунга. Я не вижу причин ему не верить, поскольку это заявление ни в чем не противоречит другим имеющимся у нас свидетельствам. Получается, после века весьма активной деятельности, описанной в многочисленных источниках, монархия в Дании пала. Как указал Патрик Вормальд, этот раскол во многом совпал с массовым исходом населения из Скандинавии – как на восток, так и на запад – и прежде всего уезжали предводители, обладавшие высоким статусом, и их воины. Именно этот более поздний феномен, как мы видели, лег в основу эпохи Великих армий, и вряд ли то, что начало ее соотносится с угасанием политических структур на родине норманнов, является совпадением[619].

Как и в случае с другими миграционными потоками 1-го тысячелетия, внешнеполитические структуры оказали свое влияние и на скандинавов. В основе развития лежит принцип «одного зонтика», который касается в равной степени и политики, и экономики. Более богатые земли либо возможности личного обогащения увлекали норвежцев за пределы Балтийского региона, но природа политических структур, действующих там, где это богатство можно было обрести, определяли способы и механизмы, с помощью которых скандинавские переселенцы могли бы получить к нему доступ. Как мы видели, местные политические структуры оказывали прямое влияние на размер миграционных единиц северян. Там, где они были незначительными, пришельцам не было нужды объединяться в большие группы, будь то северные и западные острова Британии или даже север Атлантики. Это было бы верно и для Северной России, если, конечно, там действительно имел место захват территорий. Там, где политические структуры были развитыми и эффективными, скандинавам приходилось либо искать более сложные способы обогащения, вроде торговли с исламским миром вместо прямых конфронтаций, либо развивать симбиотические отношения с королями Ирландии.

Или же они могли собраться в достаточно большую армию, чтобы получить шанс победить в боях, которые непременно последовали бы после их вторжения, как было в эпоху Великих армий в Англии и Северной Франкии. Здесь для поселения на собственных условиях скандинавам прежде всего нужно было разрушить местные политические структуры, и Великие армии стали средством к достижению этой цели. Более краткосрочные политические факторы также оказывали влияние на избираемую форму миграции. Великая армия атаковала Нортумбрию первой, поскольку королевство было охвачено гражданской войной, и на протяжении следующих тридцати лет северяне сновали по Ла-Маншу из Англии в королевство франков и обратно, в зависимости от укрепления и ослабления тамошних монархий.

Миграция и политическое развитие, однако, в эпоху викингов были взаимосвязаны еще на одном уровне. Вернемся к работе Вормальда – что именно вызвало резкий политический кризис в Скандинавии в середине IX века? У нас нет современных тем событиям скандинавских письменных памятников, а франкские хронисты не обладали информацией из первых рук, поэтому ситуация не освещается ни в одном из более или менее крупных источников. Однако можно в общих чертах предположить, что происходило в Скандинавии за пятьдесят лет до убийства Хорика II. Мы успели установить, что в целом итогом эпохи викингов, характеризовавшейся совокупностью торговли и грабежей, стал огромный приток богатств на север из совершенно новых источников – мусульманское серебро, драгоценные металлы с запада, рабы и меха, отправлявшиеся для продажи на восток и запад. Более того, эти притоки богатства не находились под прямым контролем монархии Ютландии. Когда Каролинги желали покончить с пиратством, им приходилось идти на поклон к датским конунгам. Что еще более важно, богатство, обретаемое за морем, нередко тратилось на продвижение политических амбиций на родине. В Житии святого Ансгара приводится весьма показательный рассказ о короле Анунде, который был изгнан из Бирки, но затем заработал достаточно денег на западе, чтобы нанять крупное войско и с его помощью вернуть себе власть. Франкский источник тоже рассказывает нам довольно загадочную историю о том, что Регинхарий, разграбивший аббатство Сен-Дени, погиб при дворе Хорика, возможно в результате стараний Каролингов. Может, и так, но у Хорика наверняка были свои причины нанести удар, и это уводит нас прямиком к новой стороне рассматриваемой проблемы, которую я бы добавил к построениям Вормальда[620].

Я бы сказал, огромный поток денег в Скандинавию, появившийся в первые пятьдесят лет деятельности викингов, и вызвал политический кризис, уничтоживший датскую монархию и приведший к тому, что столько высокородных конунгов двинулись на запад. Как показывает история Анунда, в Балтике в IX веке богатство означало власть. Золото и серебро позволяли нанимать и контролировать более крупные отряды. Датская монархия 800-х годов, однако, была политическим образованием довикингской эпохи. Получая свою долю доходов с экономических потоков – не в последнюю очередь с помощью торговой сети эмпориев, как показывает строительство Годфридом Хедебю, – монархия не контролировала их и не являлась основным получателем прибыли от новых богатств, текущих в Балтику благодаря деятельности северян. Эти богатства по большей части оказывались в руках других и становились прямой угрозой датской монархии. Ей было необходимо оставаться самой богатой структурой в регионе, чтобы заручиться преданностью достаточного количества воинов и сохранить свое положение. Хорик, разумеется, понимал это и, возможно, именно поэтому поумерил амбиции Регинхария, но приток золота и серебра был так велик, что старая структура власти, построенная преимущественно на северных источниках обогащения, уже не смогла себя поддерживать. Схожие процессы происходят в современных развивающихся странах, где негосударственные организации, прежде всего наркокартели, порой получают больше денег, чем государственные структуры, опирающиеся на налоги, и в итоге становятся фактической властью во всех регионах (или в большинстве таковых)[621]. Более того, движимого имущества стало так много (причем оно находилось в самых разных руках), что политическим следствием притока богатства в эпоху викингов могла стать только резко возросшая конкуренция между скандинавскими предводителями.