Нам интересен прежде всего фон, на котором разворачивалась императорская деятельность Оттона.

В начале 1-го тысячелетия в Польше и Богемии господствовали германцы, которые жили преимущественно в деревянных хижинах, больших и маленьких, ютившихся среди обширных лесов. К концу 1-го тысячелетия лесов по-прежнему осталось немало, но правящие в Богемии и Польше династии Пржемысловичей и Пястов были славянскими. Деревянные хижины сменились замками, соборами и вооруженными рыцарями, которые, как мы сейчас увидим, стали стандартным аксессуаром власти в Центральной и Восточной Европе. Мало того, Центральная Польша стала местом, куда не зазорно было отправиться императору, и подходящим регионом для размещения независимой провинции христианской церкви, с собственным архиепископом. Если визит императора стал недостаточно убедительным доказательством того, что Польша была принята в ряды европейских христианских держав, то учреждение здесь архиепископства говорит об этом прямым текстом.

И в этом Польша была не одинока. В Праге, как мы видели, тоже имелся епископ, и, хотя Богемии было далеко от статуса архиепископства, в ней хватало замков, соборов и рыцарей. Династия Пржемысловичей была обращена в христианство в лице самого святого Вацлава – точнее, просто Вацлава, раз мы имеем дело с историческим деятелем – в 920-х годах. Последующие ее представители то пользовались благоволением Саксонской династии, то лишались его, но то же самое можно сказать и о правителях Польши, и это не меняет того факта, что обе славянские правящие династии обладали немалым весом. Первым славянским государством, потребовавшим и получившим признание на столь высоком уровне, была «Великая» Моравия, возникшая на обломках старой империи аваров в середине IX века. Она была первым славянским государством, принявшим христианство, и сюда же в 860-х годах, среди других миссионеров, пришли известные византийские святые Кирилл и Мефодий, создавшие первую письменную форму славянского языка, чтобы переводить самые важные христианские писания для новообращенных[623].

В Скандинавии тоже, после бурной эпохи викингов, дела шли в том же направлении. С середины X века начала формироваться мощная государственная структура, располагавшаяся в Ютландии и на Датских островах, которой управляли представители династии Еллингов, названной по месту, из которого они происходили. Бывшая изначально языческой, династия перешла в христианство, начиная с Харальда Синезубого, и, сохраняя свой военно-морской потенциал, больший, чем у славян той эпохи, тоже начала возводить замки и соборы, и скандинавы в дальнейшем поочередно то воевали с правителями Священной Римской империи, то получали от них знаки благоволения. Вскоре последовали браки между датскими и славянскими (прежде всего польскими) династиями, и все они являлись частью одной и той же широкой дипломатической и культурной орбиты[624].

Как мы видели в прошлой главе, скандинавская экспансия продвигалась не только на запад, но и на восток, и одним из главных ее последствий здесь стало появление Руси под властью династии Рюриковичей с центром в Киеве. Эта династия придерживалась традиционных языческих верований чуть дольше своих западных собратьев и, при учете особенностей ее происхождения, не так быстро перешла к замкам и церквям. Однако ждать пришлось не так уж долго – князь Владимир крестил свое государство в конце 980-х годов и вскоре после 1000 года возвел в Киеве знаменитую Десятинную церковь (церковь Успения Пресвятой Богородицы). Построенная из камня и кирпича, 27 метров в длину и 18 в ширину, она обладала тремя нефами, тремя апсидами и куполом и была величайшим зданием из тех, которые можно было встретить так далеко на северо-востоке Европы[625].

В последние два века 1-го тысячелетия, таким образом, в Центральной и Восточной Европе начали появляться новые политические образования, обладавшие немалым весом, – в некоторых регионах, принадлежавших к наименее развитым частям Западной Европы. С их возникновением Европа наконец приняла более или менее ту форму, которая знакома нам сегодня, – переплетение условно схожих и культурно взаимосвязанных политических структур, ютящихся на западном конце евразийского земельного массива. Но какой была природа этих новых образований и каким образом они появились? Какое отношение они имели к славянской и скандинавской экспансии, которые мы изучали на протяжении последних двух глав? Означало ли это, что в одних регионах старой варварской Европы возвысились славянские династии, а в других – скандинавские, или же миграция оказалась ключевым элементом в процессе образования государственности?

Как нередко бывает при изучении истории 1-го тысячелетия, легче задать вопросы, нежели получить ответы, и причины тому все те же – хотя к концу этого периода ситуация с источниками существенно улучшается по сравнению с эпохой экспансии славян. В славянский мир наконец приходит письменность – как мы видели, с обращением Моравии в христианство в середине IX века. Но их письменные памятники того периода имели лишь религиозное значение, и как в последний век 1-го тысячелетия, так и в последнее столетие 2-го даже латинский и греческий в новых государствах оставались языками преимущественно религиозной сферы. Только в начале XII века хронисты при дворах новых династий начали создавать свои повествования о прошлом – Козьма Пражский в Богемии, Галл Аноним в Польше и автор Повести временных лет в Киевской Руси. Эти тексты содержат кое-какую полезную информацию, однако все они как минимум отчасти являются хвалебными и воспевают представителей соответствующих династий, а рассказы о IX и X веках носят едва ли не мифологический характер[626].