его пиджака. Селеста подошла к нему, гордая и прямая, я никогда еще не видела ее такой, и прошептала что-то ему на ухо.

Когда она закончила, он улыбнулся:

– Думаю, это излишне.

– Вот и славно.

Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, оставив меня гадать, что привело Максона ко мне.

– Что у вас за секреты? – спросила я, кивнув на дверь.

– А, Селеста пригрозила, что, если я обижу тебя, она заставит меня плакать горючими слезами, – с улыбкой сказал он.

Я рассмеялась:

– Я имела возможность оценить остроту ее ногтей, так что очень советую тебе быть осмотрительным.

– Слушаюсь, мадам.

Я перевела дух и придала лицу серьезное выражение.

– Ну?

– Ну?

– Ты собираешься это сделать?

Максон с ухмылкой покачал головой:

– Нет. Предложение, конечно, заманчивое, но я не хочу начинать все сначала. Мне нравятся мои несовершенные девушки. – Он с довольным видом пожал плечами. – К тому же отец не знает ни об Августе, ни о целях повстанцев-северян, ни о чем. Его решения недальновидны. Глупо было бы бежать с корабля сейчас.

Я вздохнула с облегчением. Я очень надеялась, что чувства Максона ко мне достаточно сильны, чтобы он не захотел со мной расставаться, но теперь, после нашего разговора с девушками, мне не хотелось, чтобы их тоже отправили по домам.

– И потом, – добавил он, просияв, – видела бы ты, что пишут в прессе.

– А что? Что-то случилось? – заволновалась я, придвигаясь к нему.

– Ты снова произвела фурор. Пожалуй, даже я сам не до конца понимаю, какие умонастроения царят в стране. Такое впечатление, будто… будто люди знают, что положение может измениться. Отец управляет страной примерно теми же методами, какими пытается удержать в узде меня. Он убежден, что лишь он один способен принимать правильные решения и потому навязывает их людям силой. И, судя по тому, что я прочитал в дневниках Грегори, так повелось издавна. Но никто больше не хочет так жить. Люди хотят иметь выбор. – Максон покачал головой. – Ты внушаешь ему ужас, но он не может отправить тебя домой. Народ обожает тебя, Америка.

Я сглотнула:

– Обожает?

Он кивнул:

– И… и я отношусь к тебе примерно так же. А поэтому, что бы он ни говорил и ни делал, не теряй веры. Это еще не конец.

Я зажала рот ладонью, совершенно потрясенная этой новостью. Отбор продолжается, у нас по-прежнему есть шансы, и, если верить словам Максона, я пользуюсь все большей народной поддержкой.

Однако, несмотря на хорошие новости, одна вещь по-прежнему не давала мне покоя.

Я опустила глаза, почти страшась задать вопрос.

– Я знаю, вопрос прозвучит глупо… но… Дочь французского короля – это кто?

Максон немного помолчал, потом присел на кровать:

– Ее зовут Дафна. До Отбора она была единственной девушкой, с которой я был по-настоящему знаком.

– И?

Он печально усмехнулся:

– И я слишком поздно понял, что ее чувства ко мне успели перерасти из чисто дружеских в несколько более глубокие. Но я не ответил на ее чувства. Не мог.

– Она тебе просто не нравилась или…

– Америка, не надо. – Максон взял меня за руку и заставил посмотреть на него. – Дафна – мой друг. И только. Я всю жизнь ждал тебя, вас всех. Это была моя единственная возможность найти себе жену, и я знал об этом, сколько себя помню. Между мной и Дафной никогда не было ни намека на романтические отношения. Мне и в голову не приходило рассказывать тебе о ней, и, уверен, отец упомянул ее имя в твоем присутствии лишь ради того, чтобы заставить тебя лишний раз усомниться в себе.

Я закусила губу. Король слишком хорошо изучил мои уязвимые места.

– Америка, я же вижу, что с тобой происходит. Ты сравниваешь себя с моей матерью, с остальными девушками, со своими представлениями о себе идеальной, а теперь готова начать сравнивать с человеком, о существовании которого еще несколько часов назад даже не подозревала.

Он попал в точку. Я уже гадала, была ли она красивее меня, умнее меня и насколько кокетливо звучало в ее устах имя Максона, произнесенное с французским акцентом.

– Америка, – сказал он, обхватив мое лицо ладонями, – если бы я питал к ней какие-то чувства, то рассказал бы тебе об этом. Ты ведь рассказала мне о своем прошлом.

У меня засосало под ложечкой. Я не была до конца честна с Максоном. Но сейчас, когда его глаза пытливо заглядывали в мои, не думать об этом было так просто. Когда он так смотрел на меня, я готова была забыть обо всем на свете. Я так и сделала.

Я прижалась к груди Максона и обвила его руками. Нигде на свете мне не хотелось находиться больше, чем в его объятиях.

Глава 21

Селеста стала душой созданного нами сестринства. Именно ей принадлежала идея притащить в Женский зал всех наших служанок и кучу больших зеркал и попытаться самим изменить наш внешний вид. Практической пользы в этом никакой не было, поскольку мы едва ли могли тягаться с дворцовыми профессионалами, которые уже успели поработать над нашим обликом, но мы все равно получили массу удовольствия.

Крисс приложила кончики моих волос ко лбу:

– А ты никогда не думала обрезать челку?

– Пару раз, – призналась я, сдувая бахрому волос, норовящую попасть в глаза. – Но мою сестру челка в конце концов всегда начинает бесить, так что я так и не решилась.

– Думаю, тебе бы пошло, – развеселилась Крисс. – Я как-то подстригала челку моей кузине. Если хочешь, могу и тебе сделать.

– Конечно-конечно, – подала голос Селеста. – Подпусти ее с ножницами к своему лицу, Америка. Отличная идея.

Мы все так и покатились со смеху. До меня даже донесся негромкий смешок из дальнего конца зала. Я обернулась и увидела, что королева, плотно сжав губы, пытается читать лежащее перед ней досье. Я боялась, что наша затея покажется ей неподобающей, но, по правде говоря, пожалуй, никогда еще не видела ее такой веселой.

– Обязательно нужно сфотографироваться! – сказала Элиза.

– У кого-нибудь есть камера? – спросила Селеста. – Я в этом деле профи!

– У Максона есть! – воскликнула Крисс. – Подойди-ка сюда на минуточку, – подозвала она служанку, помахав ей рукой.

– Так, погодите. – Я взяла лист бумаги. – «Ваше высочайшее высочество, ваши смиренные поклонницы из Элиты нижайше просят вас одолжить им на время самую скромную из принадлежащих вам камер для…»

Крисс захихикала,