в подземелье. Свет факела выхватил из темноты железные решётки, к ним с диким хохотом льнули заросшие, грязные люди в лохмотьях. Мелькнула мысль: Безумный дом.

Втолкнув узника в камеру, надзиратель навесил на дверцу замок и потопал обратно, унося с собой факел.

В наступившей тишине и темноте Кьяр на ощупь исследовал новое жилище. Едва не сломав ногу в дыре для отправления естественных надобностей, сел на лежанку и протяжно вздохнул.

— Не вздыхай так тяжело, — прозвучал мелодичный мужской голос. — Здесь не так уж и плохо.

— Кто ты?

— Белый дьявол.

— Почему сменил масть?

— Не хочу походить на людей.

Кьяр откинулся на стену и закрыл глаза:

— Я тоже дьявол. Только в чёрном.

— Нельзя называть себя дьяволом. Дьявол один!

— Как и Бог.

— Как и Бог, — согласился незримый собеседник. — Любишь его?

Кьяр плохо соображал, но и промолчать не мог. Он боялся остаться наедине со своими мыслями. В полной темноте. В нестерпимой вони. В жутком холоде.

— Бога-то? Люблю.

— А что ж поступал не по-божески?

— Думал, что так хочет Бог. — Кьяр выпрямил спину и, борясь с тошнотой, посмотрел влево. Казалось, что голос звучит рядом. Чтобы успокоить нервы, проговорил: — Теперь искупаю вину.

— Вряд ли у тебя это получится, — полился голос сверху. — Преступления против души невозможно искупить.

Кьяр воздел глаза к невидимому потолку:

— Тогда я искуплю грехи страшной смертью.

— Смерть не может быть страшной.

— Скажи это тем, кто гниёт заживо или горит на костре.

Послышался шорох, словно кто-то прошёл около лежанки, задев её одеждой. Кьяр забился в угол. Он сошёл с ума. Он и правда сошёл с ума!

— Это предсмертные муки, а не смерть, — прозвучал голос из глубины камеры. — Смерть есть самое прекрасное, что может произойти с человеком. Смерть — освобождение от всего, что тебе мешало быть счастливым. Вы любите представлять высшие силы в образе людей. Бога представляете добрым старцем, дьявола — страхолюдиной с рогами и копытами, смерть — безобразной старухой с косой. Скажу тебе по секрету, смерть — это женщина неземной красоты. Её объятия избавляют от боли. Её поцелуй дарит волшебный полёт.

— Что ты знаешь о смерти! — вскричал Кьяр, трясясь в ознобе.

— Всё! Я умирал много раз.

— Ладно, тогда скажи, что ждёт человека после смерти?

— Блаженство или ад.

— Ты был в аду?

Послышался тихий смешок.

— Ад — мой дом родной. Я умираю и возвращаюсь домой, снова и снова, снова и снова. А в нём по-прежнему людно, наплёвано и нагажено.

Кьяр свернулся калачиком на лежанке и обхватил голову руками.

96

Ветер разогнал тучи, высушил лужи на дорогах. Увядающее лето напомнило о себе зноем и духотой. На фиолетовом небе мерцали крошечные звёзды. Город спал под перестук колотушек ночных сторожей. И только Фамальский замок не спешил погружаться в сон.

Рэн и Киаран наблюдали издали, как возле кузни, в танцующем свете факелов, снуют люди. Дворовые работники грузили на телеги мертвецов, зашитых в заскорузлые от специального раствора мешки. Две дюжины Выродков подтягивали подпруги, привязывали к сёдлам котомки с провизией. Поодаль топтались клирики, ожидая позволения сесть в повозки.

Настоятель Просвещённого монастыря решил отправить в Дигор монахов, дабы Первосвященник услышал жуткую историю из уст людей, увидевших картину произошедшего собственными глазами. Ни глава обители знаний, ни образованные клирики так и не поняли, что мысли и выводы в их оторопелый от ужаса разум вложил лорд Айвиль. Более того, в письме Первосвященнику настоятель монастыря сообщил, что был вынужден (он! а не лорд Айвиль!) поместить Святейшего отца в Безумный дом, поскольку опасался распространения недуга, ставшего причиной дикого разгула и резни в святилище.

Рэн тоже написал королю Джалею. В послании он поведал о бесчинствах, устроенных в деревнях дигорскими подданными, о помутнении рассудка разведчиков и эсквайров, приведшем к массовому самоубийству. Выразил надежду, что следующим иерархом станет истинный слуга бога, и посоветовал поискать его среди здешних святых отцов.

У Рэна чесались руки созвать священнослужителей, чтобы они сами избрали главу духовенства Шамидана. Осуществить желаемое мешал ряд причин. Молитвенные дома и религиозные общины раскиданы по всему королевству. Пока святые отцы съедутся, пройдёт немало времени. И рискнут ли они пойти против правил? Религиозным центром Единой веры являлся Дигор. Власть Первосвященника распространялась на все храмы, церкви и монастыри, в какой бы стране они ни находились. И только Первосвященнику принадлежало право назначать Святейших и отстранять их от должности, если те не справлялись с обязанностями.

— Представляю, какая будет стоять вонь, когда обоз доберётся до столицы Дигора, — проговорил Киаран, посматривая на гружёные телеги. — Как думаете, кого они боялись больше: нас или Джалея?

— Они боялись пыток, — заключил Рэн. — Какой следующий шаг он предпримет?

— В его личной охране служат три сотни сынов Стаи. Они найдут способ перекинуться парой фраз с нашими посланниками или обменяться хотя бы знаками. Надеюсь, через месяц мы узнаем, чем дышит Джалей.

Киаран определил навскидку, когда вернутся Выродки. Обоз будет ползти до границы не менее десяти дней, ещё неделя пути до Элисбара — столицы Дигора. Обратно всадники поскачут во весь опор.

— Надеюсь, очень надеюсь, — вымолвил Рэн.

Выродки сели в сёдла, развернули чёрные флаги. «Чёрный конвой», как правило, сопровождал прокажённых, умалишённых и прочих заразных больных до мест их принудительного содержания или захоронения.

Вереница телег двинулась к воротам замка. На площади перед храмом Веры к ним присоединятся повозки с трупами защитников. Под прикрытием ночи колонна покинет столицу и направится на юго-запад.

— Вызовите утром чтецов. Хочу ещё раз послушать про Ангельские походы, — приказал Рэн Киарану и проследовал в Женскую Башню.

С тех пор как Янара с детьми уехала в Мэритский замок, истёк месяц. Рэн каждый вечер приходил в детскую и подолгу сидел возле колыбелей, вслушиваясь в звенящую тишину. Потом шёл в опочивальню жены, ложился на кровать и смотрел в потолок. Ни один человек не знал, что творилось у него на душе.