Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После завтрака Рэн распорядился усилить охрану Безумного дома и предложил Лейзе съездить с ним за Янарой.
97
Янара вышла из башни и прищурилась от яркого солнца. На крепостной стене переговаривались стражники. На крыльце перед кухней стряпухи ощипывали кур и смеялись над шутками плотника. Слуги наполняли бочки водой. Из кузни слышался стук молота о наковальню. Из конюшни не вылетало ни звука: каждое утро солдаты уводили лошадей пастись на луг, устраивали за стенами крепости скачки или разъезжали по округе. Конюх выкатил из распахнутых ворот тележку с навозом, вытер полой рубахи лоб и скрылся в царящем внутри полумраке.
Спустившись с лестницы, Янара пересекла двор и заглянула в конюшню. Худощавый человек с острой как у козла бородкой и лёгкой сединой на висках вогнал вилы в землю и низко поклонился.
— Ты кто? — спросила Янара.
— Я Халик. Конюх.
— Понятно, что не кузнец. Мне незнакомо твоё лицо.
Выпрямив спину, Халик виновато улыбнулся:
— Вы меня не помните, миледи?.. Ну конечно, не помните. Я служил вашему мужу, герцогу Мэриту. Потом кастеляном крепости стал ваш брат, господин Бари. Он выгнал старых слуг, взял новых, а меня оставил. Оставил меня, кузнеца, пивовара, двух прачек…
— Я со всеми беседовала, а тебя почему-то пропустила. — Янара опёрлась рукой на перегородку между стойлами. В ногах странная слабость, внизу живота тянет.
— Когда беседовали? — спросил Халик. — В прошлом году?
— Нет, на днях.
— Я только вчера вернулся, миледи. Господин Бари разрешил мне проведать матушку. Она живёт… Далеко живёт. Меня здесь не было всё лето.
— Всё лето, — уныло повторила Янара. — Значит, ты не видел, как уехала Таян.
— Чего ж не видел? Видел. Мы разом поехали. Она довезла меня до тракта. Я пошёл напрямик, по полям, а она поехала дальше.
— Куда?
Собрав лоб морщинами, конюх почесал затылок:
— Не знаю, госпожа. Она ничего не говорила.
— Ясно. — Янара прислонилась спиной к перегородке.
По телу пробежала волна озноба. Да что это с ней?
— Может, ты слышал, о чём говорила Таян с моим братом?
— Не-а, не слышал, миледи. Господин Бари сломал ногу и не выходил из покоев. Он крикнул из окна, чтобы я дал ей телегу и лошадь. — Халик заглянул Янаре в лицо. — Миледи, вам плохо?
Она прижала ладонь к щеке и не ощутила прикосновения:
— Халик…
— Миледи, что с вами?
— Болха, — прошептала Янара и повалилась навзничь.
Конюх едва успел подхватить её:
— Все сюда! Госпоже плохо! Все сюда!
В конюшню вбежали стражники и прислуга. Кто-то взял Янару на руки, под причитания служанок прошёл через двор и взлетел по лестнице в господскую башню.
— Опускай, — эхом звучал голос Миулы. — Аккуратно. А теперь уходи. Уходи!
Издалека донёсся голос матери Болхи:
— Грейте воду! Живо!
Травницы, прибывшие из Фамаля вместе с Янарой и детьми, раздавали служанкам приказы:
— Убери подушки! Неси тряпки! Беги за ушатом!
Перед глазами Янары вращались стены и потолок. Платье под ягодицами и спиной становилось мокрым, липким и горячим. И вдруг всё померкло.
На замок опустилась ночь, когда мать Болха, травницы и Миула отправили служанок спать, уселись в передней комнате и устало вытянули ноги.
— Это что получается? — тихо сказала Миула, глядя в щель приоткрытой двери. В свете свечи была видна спящая Янара. — Королева носила дитя?
— Глупо называть сгусток дитём, — откликнулась одна из травниц, горбоносая старуха со странным именем Дика. — Срок слишком маленький.
— Это дитё! — прошептала со злостью мать Болха. — Пусть без ручек и ножек, но это уже дитё!
Вторая травница — миловидная женщина средних лет, с певучим голосом и с таким же певучим именем Лиида — стянула с головы платок и вытерла им шею:
— Не вздумайте сказать эту чушь королеве. Ей и так худо.
— Сейчас ещё не худо, — пробурчала Миула. — Она ничего не поняла. Проснётся, узнает, вот тогда будет худо.
— Я и говорю: пожалейте госпожу, не называйте сгусток дитём, — произнесла Лиида. — А королю вообще ничего знать не надо. Найдёт себе здоровую бабёнку, заделает ублюдка, потом признает его наследником. Такое уже случалось.
Миула уронила руки на колени:
— У короля сильное семя, сразу пускает корни. Королеве отдохнуть бы годик.
— А лучше два, — поддакнула Лиида. — Я подскажу госпоже, что надо делать.
— Ты сначала мне скажи. — Миула посмотрела исподлобья. — А то насоветуешь, сбежишь в свои леса, а мне потом расхлёбывать.
Травницы, как и знахарь Черемех, откликнулись на призыв лорда Айвиля помочь королеве и её новорождённым детям. В благодарность за это они получили охранные грамоты и могли идти куда глаза глядят, но захотели служить королеве и дальше, а королева, добрая душа, позволила им остаться. Лесные отшельницы вознеслись высоко. Миулу считали неотёсанной пустоголовой служанкой. От прямых оскорблений травниц удерживали страх перед её вспыльчивым характером и спрятанный под юбкой нож. Откуда им было знать, что Миула, дочь ведьмы, воспитанница Небесной Стаи, разбиралась в растениях не хуже их самих. Только Дика и Лиида с помощью трав лечили, а она убивала.
Повязывая голову платком, Лиида взглянула на Миулу с насмешкой:
— Что тебе сказать? Ты ж в нашем деле ни черта не понимаешь.
— А ты так расскажи, чтобы я поняла.
— Ладно. Есть несколько средств, чтобы не получались дети.
Болха закрыла уши руками:
— Не хочу это слушать. Грешница! Гореть тебе в аду!
Лиида вздёрнула блестящие брови:
— Тебя не волнует жизнь королевы? Тогда какого чёрта ты здесь делаешь?
— Я ухаживаю за детьми. И не чертыхайся! За упоминание адских сущностей сжигают на костре.
— Шерстить нянек и я умею, — прошипела Лиида, пропустив мимо ушей замечание Болхи. — Топай в свой монастырь,
