Великий князь ужасно рассердился на меня за то, что я ему только что сказала, и стал говорить, что я хочу заставить его прослыть лгуном перед всеми и что я подрываю к нему доверие.

Я возразила ему, что это не я, а календарь подрывает доверие к тому, что он рассказывает»…

Это и была игра Екатерины.

Очевидно, что Петр хотя он и любил играть, но играть на уровне Екатерины был не в состоянии. Он был обречен на проигрыш. Может быть, порою Екатерине и хотелось снова превратиться в благоразумную немочку, старающуюся приобретать друзей, но дороги назад уже не было.

Любопытно, что в 1755–1756 годах, когда Екатерина стремится приобрести себе политических друзей и образовать свою партию, происходят события, которые, будучи никак не связанными с Екатериной, очень связаны с той династической политикой, которую предстоит ей проводить, будучи императрицей. Это – рождение принцессы Гессен-Дармштадтской Вильгельмины-Луизы, будущей великой княгини Натальи Алексеевны, первой жены великого князя Павла I Петровича (Сергеевича), и заключение в Шлиссельбургскую крепость Иоанна VI Антоновича.

И принцессу Гессен-Дармштадтскую Вильгельмину-Луизу, и императора Иоанна VI Антоновича Екатерине II предстоит убить…

«Собственноручные записки императрицы Екатерины II» начинаются весьма характерным для литературного наследия императрицы пассажем, в котором желания выглядеть умной гораздо более, чем самого ума…

«Счастье не так слепо, как его себе представляют. Часто оно бывает следствием длинного ряда мер, верных и точных, не замеченных толпою и предшествующих событию. А в особенности счастье отдельных личностей бывает следствием их качеств, характера и личного поведения. Чтобы сделать это более осязательным, я построю следующий силлогизм:

Качества и характер будут большей посылкой;

Поведение – меньшей;

Счастье или несчастье – заключением.

Вот два разительных примера:

Екатерина II,

Петр III».

Исследованию всех приемов и ухищрений, которые употреблялись Екатериной II в борьбе за будущую власть и сегодняшнее выживание, можно посвятить отдельный труд…

Вчитываясь в «Собственноручные записки», постепенно начинаешь понимать, как удается Екатерине II совместить подкупающую искренность повествования с созданием довольно тенденциозного портрета Петра III.

Секрет прост.

Жестокость отношения мужа к себе Екатерина распространяет на его отношения к другим. Нелепость положения, в которое он ее поставил, – на положение всех окружающих Петра Федоровича людей.

Она, чтобы как-то облегчить давящую ее тяжесть, сама того не осознавая, очень зорко подмечает все нелепые и жестокие поступки великого князя по отношению к другим.

Отсюда и обилие компромата на императора Петра III, и полнейшая искренность Екатерины II, и как бы даже и беспристрастность ее.

Но для нас интереснее другое.

В истории, предшествующей правлению Екатерины II, есть два сюжета, которые представляются весьма загадочными, хотя и трактуются историками романовской традиции, как правило, однозначно.

Первый – это вопрос самого захвата власти Екатериной II. Второй – роль ее в антирусском заговоре во время Семилетней войны между Россией и Пруссией.

Считается, что дворцовый переворот произошел спонтанно и подготовка к нему если и была, то лишь как реакция на откровенно антирусскую политику Петра III.

Это не совсем так.

Можно с абсолютной уверенностью утверждать, что подготовку к захвату верховной власти Екатерина II начала задолго до того, как Петр III стал императором.

Мы уже говорили о попытках Екатерины создать свою партию, на которую она могла бы опереться в борьбе за власть. Эти попытки активизировались в связи с болезнью Елизаветы Петровны, когда можно стало ожидать скорой перемены на престоле.

Все понимали, что Петр III, как только он взойдет на престол, немедленно разведется с Екатериной и ей, чтобы не сгинуть в безвестности, надо бороться.

«Екатерина независимее держится, явно не в ладах со своим мужем, навлекает на себя недовольство Елизаветы, – пишет С.Ф. Платонов. – Но самые видные “припадочные” люди Елизаветы, Бестужев, Шувалов, Разумовский, теперь не обходят великой княгини вниманием, а стараются, напротив, установить с нею добрые, но осторожные отношения».

Сама Екатерина входит в сношения с дипломатами и русскими государственными людьми, следит за ходом дел и даже пытается на них влиять. Окруженная подозрительностью и враждой и побуждаемая честолюбием, Екатерина понимала опасность своего положения и возможность громадного политического успеха». То, что это не преувеличение, подтверждается «Собственноручными записками». И честолюбия, и осознания опасности своего положения, и предчувствия громадного политического успеха там хватает.

И вот тут-то и начинает раскручиваться второй загадочный сюжет, о котором мы говорили и который оказывается непосредственно связанным с образованием партии для захвата власти.

Касается этот сюжет антирусского заговора, составленного в ходе Семилетней войны генерал-фельдмаршалом Степаном Федоровичем Апраксиным, командовавшим нашими войсками в Пруссии, и канцлером Алексеем Петровичем Бестужевым-Рюминым.

В заговоре оказалась замешанной и сама Екатерина, и это едва не привела ее к гибели…

Перескажем вкратце этот сюжет, который мог изменить весь ход русской истории…

1 сентября 1756 года, после вторжения Пруссии в Силезию, Россия объявила войну Пруссии.

Началась Семилетняя война.

Напомним еще раз, что императрица Елизавета Петровна была полунемкой.

Великий князь, будущий император Петр III, – на три четверти немцем.

Великая княгиня, будущая императрица Екатерина II, – чистокровной немкой.

Прусский король Фридрих, возглавлявший армию противной стороны, был родственником всем троим.

Это, так сказать, вводные…

А вот как развивались основные события на театре боевых действий.

16 июня 1757 года армия генерал-фельдмаршала С.Ф. Апраксина выступила из Ковно к прусской границе. Армии была поставлена задача взять Кенигсберг.

25 июня взяли Мемель – крепость Восточной Пруссии на Куршском заливе.

14 июля – Вержболово. 31 июля – Инстербург.

19 августа состоялось сражение при Гросс-Егерсдорфе. Хотя потери русской армии оказались значительней прусских, но прусские войска вынуждены были отойти, открывая дорогу на Кенигсберг для русской армии.

И вот после этого, протоптавшись несколько недель на месте, 7 сентября С.Ф. Апраксин, по указанию, как считают некоторые исследователи, канцлера А.П. Бестужева, приказал отойти от занятых русскими войсками прусских крепостей.