– Этого будет достаточно, ваша светлость, – сказала она.

Он скривил рот, признавая собственные изъяны, в манере, которую она знала так хорошо, что чуть не растаяла сердцем. Затем его лицо прояснилось, и он поклонился.

– Извините, сестра. Такой уж я негодяй!

Амиция позволила увлечь себя в здание и ощутила, что замок окружен неимоверной силой. Она замаскировалась, как могла, воспользовавшись знаниями, полученными во время осады от Красного Рыцаря и Гармодия; потупила глаза и подумала о мышах-соглядатаях.

«Это было ошибкой».

Две служанки проводили ее в большой зал и дальше – вверх по витой лестнице и по коридору, который поднялся, а потом спустился.

– У вас есть прислуга, ma soeur? – спросила одна.

– Нет, – ответила она.

– Я пришлю. Вот дорожная сумка с вашей лошади – что-то еще?

Амиция взглянула на узкую постель с чувством, близким к вожделению. В замке было холодно, но не так, как в эднакрэгских болотах. И ее ждала стопка шерстяных одеял.

– Больше ничего, благодарю. Это все, что у меня с собой, – улыбнулась она. – Я присоединилась к войску в последнюю минуту. Хозяюшка, я валюсь с ног. Можно мне прилечь?

Та кивнула.

– Госпожа Гауз вряд ли вас примет до окончания вечерни. Нынче канун Рождества.

Немолодая служанка помогла Амиции раздеться, хотя была старшей среди прислуги, а то и фрейлиной.

Как только с нее сняли промокшее исподнее, Амиции стало теплее, несмотря на холодный воздух. Две девушки-служанки принесли фланелевое платье до пола, приятного голубого цвета.

Младшая быстро присела в реверансе.

– Леди Гауз шлет вам это со своими комплиментами и передает, что духовные лица – большая редкость в наших стенах. Она надеется, что платье подойдет.

Шерсть была мягкой, очень тонкой и, как мускусом, насыщена потенциальной силой.

Амиция надела платье на голое тело, старшая укрыла ее одеялом, и она провалилась в сон.

Проснулась, раскрасневшись и тяжело дыша от эротического сновидения, какого еще в жизни не видывала. Это был исключительно обстоятельный сон. Она осталась лежать, восстанавливая дыхание.

Старая аббатиса научила ее делать из желания добродетель. Медитировать только в случае, когда медитация может помочь. Она представила своего рыцаря – все еще обнаженного в предательской памяти, а потому она одела его, и вооружила его, и поместила его коленопреклоненный образ в рождественский вертеп: стражем при одном из трех великих царей, пришедших поклониться новорожденному.

Действо пошло своим чередом: цари преподнесли дары и отступили, и он вышел с ними, и снег захрустел под его стальными саботонами, а она смотрела, как он садится на коня с присущим ему изяществом – с его неизменной, доводящей до исступления грацией. И она оглянулась на Деву, которая взяла дитя из яслей.

Она вздохнула, успокоилась, уравновесилась…

– Поднимайтесь, сестра! Пора на мессу!

Она умиротворенно потянулась и в эфире учуяла – восприняла – подлинный мускус с примесью чар. Платье было заколдовано.

«Пусть стыдится подумавший плохо об этом», – решила она и сняла его. Протянула служанке, которая была потрясена ее наготой и татуировками.

– Выстирай, – приказала Амиция. – От него воняет.

После мессы она последовала за ключницей – той самой пожилой женщиной, которая проводила ее в замок, – в большой зал и вверх по короткой лестнице.

Амиция ощутила присутствие Гауз еще на подступах к крепости, а потому была готова, когда ключница отворила дверь.

У женщины, сидевшей на высоком стуле из черного дерева, не было на коленях шитья, а голову она держала, как немногие, – высоко, глядя прямо перед собой.

– А, монахиня. Духовные лица – большая редкость для нас, дорогая сестра. Дозволено ли тебе говорить?

«Значит, вот она, его матушка, – подумала Амиция. – Она горит в эфире, как… как…»

– Я не давала обета молчания, – сказала она.

– Я в жизни не видела такой симпатичной монахини, – призналась Гауз. – Поосторожнее с моим мужем. Он не любит, когда ему говорят «нет». И ему нравится ломать, что под руку попадется. Людей тоже, – улыбнулась она.

Амицию бросило в жар.

– Миледи, – произнесла она тихо.

А что оставалось сказать на такое чудесное вступление?

– Ты девственница, милая? – спросила Гауз.

Амиция вовремя сообразила, что втянута в бой, который ничем не хуже того, что состоялся в снегах.

– Это грубый вопрос, миледи.

– О да, я груба. Не морочь мне голову, сестра. Ты прячешь свои силы, но я их чувствую – Господи Иисусе, да ты и луну зажжешь своим световым мечом. Ты чародейка, и весьма сильная. Зачем ты здесь?

Амиция с достоинством, чопорно сделала реверанс.

– Миледи, я здесь, чтобы помочь сэру Джону сопровождать караван. Вы, очевидно, заметили, что я немного знакома с герметизмом.

Гауз сверлила ее взглядом.

Амиция воспротивилась молчаливому приглашению продолжать.

– Ты из монастыря Софии? М-м? – спросила Гауз.

Амиция поморщилась от собственной глупости. Вызвавшись идти, она вообразила, что ей ничто не грозит. Она решила, что взглянет на его родителей и уяснит истоки его богоборчества. Во всем разберется ради его же пользы.

В благочестивой самонадеянности она сочла, что будет здесь в безопасности и сохранит силу.

Гауз Мурьен облачалась в эфир не как в туман или плащ, она превращала его в пышный королевский наряд. Он был ее частью. Она жила в потенциальной силе.

Амиция почувствовала себя беззащитной.

– Я служу ордену Святого Фомы, – сказала она.

Гауз облизнула губы.

– В Лиссен Карак? – негромко спросила она.

Гауз была прекрасна. Амиция впервые видела такую красавицу. И ее инструменты оказались сложнее, чем воздух, тьма, огонь или свет.

– Да, – кивнула Амиция.

– Тогда ты, наверное, знакома с моим сыном? – снова осведомилась Гауз.

Она положила руку Амиции на плечо, и монахиня ощутила тепло. Она прогрелась до пупка, до кончиков пальцев.

Кольцо Амиции вспыхнуло. Гауз брызнула слюной, как разъяренная кошка, и отшатнулась, а Амиция восстановила власть над собственными телом и сознанием. И только после этого поняла, что Гауз подавляла ее. Искушала.

– Ведьма, – прошипела Гауз. – Это было не обязательно. – Она прищурилась. – Сказала бы: «Не твое дело» – и все.

В голове у Амиции царил кавардак. Кольцо спасло ее. Она сделала глубокий вдох, потом еще раз.