– Ты знаешь его! – улыбнулась Гауз. – О, иногда я задумываюсь: да существует ли Бог?

Амиция взяла себя в руки.

– Мадам, я выходила двух ваших сыновей, когда была послушницей. И оба они были джентльменами и славными рыцарями.

Ее голос был тверд, как скала, и она заготовила свою версию событий. Она закрепила ее в своем Дворце воспоминаний, а все остальное отправила в запертый ларчик, где держала Красного Рыцаря.

– Я гордая мать, поверила вымыслам, что Габриэль мертв. Что ты о нем знаешь? – спросила Гауз.

Амиция ответила:

– Мадам, он командовал крепостью, которую осаждали Дикие, а я была послушницей и служила в лечебнице. Дважды, когда его ранили, я применяла силы, чтобы его исцелить, и я же стояла рядом с вашим младшим сыном, сэром Гэвином, и видела его в бою. Он был ослепителен.

– Моя ключница говорит, что у тебя татуировки. Зачем они сестре великого ордена? – улыбнулась Гауз, как кошка при виде птички.

– Тогда у меня не было власти помешать другим навязать мне свою волю, – мягко ответила Амиция. – Теперь есть.

– Тебе приятно считать себя ровней мне, – сказала Гауз. – Я знаю, о чем ты грезила, – почти проворковала она. – Я наблюдала.

– Не понимаю, зачем бы мне быть вам ровней. Если вы видели, о чем я грезила, то знаете и о том, как я с этим разобралась. Я вам не враг, мадам, но, если вы снова сунетесь в мою голову, я могу расценить это как нападение.

Гауз снова облизнулась.

– Ты влюблена в моего сына. – Она положила руку на грудь. – Это меня чрезвычайно интересует, женщина. Говори!

Амиция повторила реверанс.

– Миледи, я сестра ордена Святого Фомы и помолвлена только с Христом. Вы можете сколько угодно навязывать мне свою волю – я сочту это истязанием и ничем другим. Я восхищаюсь вашим сыном как хорошим рыцарем и замечательным человеком.

– Клянусь леди Тар! – воскликнула Гауз. – Мой Габриэль – не хороший рыцарь и не замечательный человек! Все это вранье для крестьян. Я выковала из него бога!

«Зря я сюда приехала».

Атмосфера напиталась могуществом Гауз, и желание высказаться давило на Амицию, как тяжелая кольчуга. Но она устояла. «Вся власть у Бога. Христос, не оставь меня. Дева, пребудь со мной сейчас и в час моей смерти».

– Кто тебе дал это кольцо? – внезапно спросила Гауз.

Амиция открыла рот, ее воля сломалась от неожиданного вопроса, но голос, раздавшийся сзади, безжалостно ее оборвал:

– Отвяжись от девушки. Христос распятый – ты наседаешь на нее, как на горничную, которая украла серебряную ложку! Сестра, не обращай внимания на эту старую каргу – ей нравится мучить хорошеньких женщин, а ты тут как тут.

Граф остановился на пороге и прислонился к косяку.

Амиция, попавшая в капкан, ощутила подлинный страх. Она была как косуля, очутившаяся между двумя великанами.

– Она не горничная, а колдунья неимоверной силы; секретов у нее больше, чем у Ричарда Планжере, и я считаю, что она лжет. Я бы не впустила ее к себе, но теперь, когда впустил кто-то другой, хочу в ней разобраться. – Гауз стояла, уперев руки в бока. – Ты не монахиня.

Амиция задохнулась.

– Не вам осуждать мои дела, – отрезала она.

– Ты на груди посмотри! – посоветовал граф, хлопнув себя по высокому, до бедра, голенищу. – Христос всемогущий – дыши поглубже, милая!

Амиция стояла прямо, как равная графу и королевской сестре.

– Можно мне удалиться? – спросила она. – Если вы позволите, я предпочту быть с прислугой.

Она поднырнула под руку графа и спустилась в большой зал. Никто не сказал ей ни слова.

С помощью слуг она добралась до комнаты сэра Джона. Старый рыцарь лежал под балдахином с тяжелыми занавесями. Он бодрствовал, румянец на щеках восстановился, а оруженосец читал ему книгу о кавалерии. Юноша встал, но Амиция махнула, чтобы сел.

– Вы знакомы с Мурьенами? – спросила она.

– Я встретился с графом в сорок девятом или пятидесятом, – ответил сэр Джон. – После Чевина мы оказались на одной стороне и пару раз сыграли в кости. Это все. – Он приподнял голову. – Да вы, моя девонька, вся красная, как свекла!

– Меня допрашивала леди Гауз. А граф не прочь снять с меня кожуру и, вероятно, съесть. – Она рухнула в кресло. – Я никудышная монахиня. Мне хочется сжечь ее дотла. Я должна исповедаться в пятидесяти грехах.

– Что ж, здесь-то вы в безопасности, – сказал сэр Джон. – Я вряд ли покушусь на вашу невинность, даже если бы и хотел. Вы не против, если я сам исповедуюсь вам, а вы наложите на меня какую-нибудь легкую приятную епитимью? Джейми, поди принеси нам горячего винца.

– Благодарю, сэр Джон, – улыбнулась Амиция.

– Полно! – Он выдавил улыбку. – Вы спасли меня от чудовищ, а я спасу вас от графа.

Она почитала ему из Евангелий – у него было походное издание с простеньким шрифтом и без картинок. Через несколько минут Джейми вернулся с вином, сел у огня и принялся латать хозяйскую котту. Позднее Амиция закрепила всю лечебную ворожбу, к которой прибегла.

На пороге возник граф, одетый в зеленый бархат.

– Вот ты где, – сказал он и надвинулся. – Как поживает твой подопечный?

Сэр Джон сел.

– Достаточно хорошо, чтобы велеть вам отцепиться от монахини, пока я не встал и не врезал вам булавой.

– Наслышан о вашем крутом характере, сэр Джон! – рассмеялся граф. – Могу ли я выразить ей мое почтительное восхищение?

Сэр Джон посмотрел на монахиню и мотнул головой.

– По-моему, сестра ничуть не нуждается в подобных восторгах. Вы же понимаете, что она сыта ими по горло после того, как побывала в обществе наемников во время осады.

Граф снова ответил смехом.

– Проклятье, сэр Джон, она, должно быть, отбивалась от них, как от голодных волков. И применяла колдовство вовсю, да? – Он оскалился. – Сестра, я не порождение сатаны. И рук не распускаю, хотя, если вы передумаете…

Не получив ответа, он покачал головой.

– Вы-то покруче, – сказал он сэру Джону. – Насколько я понял, вы с кинжалом набросились на горного тролля и победили.

Сэр Джон рассмеялся, схватился за ребра и крякнул.

– Господи Иисусе, ваша светлость, можно сказать и так. И хотя это правда, верно и то, что злобная тварь об меня споткнулась!

Граф тоже хохотнул.

– Что ж, вам обоим найдется место за моим рождественским столом. А моя жена будет вести себя с вами поаккуратнее, сестра. – Он улыбнулся ей и перевел взгляд с лица на грудь, которая, как ей казалось, была похоронена под двумя шерстяными платьями. Однако бывают мужчины, способные…