Дядюшка Дой узнал о горечавке давным-давно, хотя до Чарандапраша ее не ел. Интересно, как ему удалось набрать столько корня, болтаясь невесть где? Наверное, заготавливал фунтов по двадцать зараз.

– Костяной Воин, твоя предпочесть, чтобы моя пренебречь моим долгом?

Пропади я пропадом, если бы не предпочел. Лишь бы только она свалила куда подальше. Тем не менее я спросил:

– А в чем заключается этот долг?

Гота уже раскрыла рот, чтобы ответить, но свойственная всем нюень бао осторожность дала о себе знать. Подвигав челюстью, как выброшенная на берег рыба, она сказала:

– Пойду за хворостом.

Причем сказала на нюень бао, а не на таглиосском, что для меня было неплохим признаком. Я не пытался продолжить разговор.

– Хорошая мысль.

Пока я провожал ее взглядом, подошел Тай Дэй.

– Очень скоро, – сказал я ему, – Отряд пойдет в Хатовар. Твоим соплеменникам не мешало бы определиться на сей счет.

Я приглядел рядом камень и вроде не выдал своего намерения неосторожным движением, но ворона была начеку. Она вспорхнула над пролетающим камнем и насмешливо каркнула. Черных птиц поблизости крутилось не много, но хотя бы одна постоянно находилась возле меня, а у прибежища Костоправа их дежурило не меньше дюжины. Душелов, может, и затаилась, но наблюдать не перестала.

Находившийся неподалеку таглиосец нацелил на ворону бамбуковый шест.

– Прибереги эту штуку для Теней, – крикнул я ему. – Мы еще от них не отделались.

Примечательно, что этот стрелок носил грубо сработанную эмблему Отряда. Я не видел ни одного разжившегося бамбуком парня, который не щеголял бы более или менее похожей штуковиной. Начальство перестало играть в благородство.

Рыжий Руди подошел ко мне и застыл, опершись на копье. Смотрел он на север, причем очень внимательно. Все молчали. Я воспользовался всеобщим замешательством, чтобы написать несколько строк.

– Мурген, – сказал наконец Рыжий, словно размышляя вслух, – ты заметил, как ложится свет? В солнечную погоду сверху видно всех, кто здесь ходит.

– Нет. – Я поднял глаза.

Он был прав. Сейчас весь свет, отражавшийся металлическими элементами стены Вершины, падал на нас. И весь этот металл был направлен на дорогу, по которой я ходил с этим бесполезным карликом Одноглазым.

– О нет! Кого это осенило?

Кто-то захотел призвать Душелов.

– Так и думал, что тебе будет интересно. – И Рыжий Руди, прихватив свое копье, вразвалочку отошел – вероятно, решил поискать нору поглубже.

– Что происходит? – спросил Тай Дэй.

Я пожал плечами:

– Может, настал конец света?

– А может, и нет. Может, кое-кто в штабном блиндаже решил поиграть в умные игры со своей сестрицей.

Солнце двигалось своим путем. Блистающие лучи больше не падали на дорогу. Возможно, никто, кроме Рыжего Руди, не заметил, что происходит. Но что-то происходило – это ощущали все. На моем склоне холма стало очень тихо.

Впрочем, пока это происходящее никак себя не проявляло. Я сделал кое-какие записи, приглядывая за матушкой Готой, уходившей все дальше. Похоже, она решила собрать хворост со всей округи.

Дальние склоны холмов накрывала мгла.

– Темнеет, – сказал я.

И особенно близ того места, где в последний раз видели Душелов.

Тьма сгущалась…

Я ахнул. Это никакие не сумерки. Это облако мглы поднимается, клубясь, из горных ущелий и лесов и растекается по склонам.

Вороны.

Вот куда исчезли почти все вороны несколько дней назад.

Черная туча росла.

– Должно быть, это вороны со всего мира! – проговорил я.

Облако продолжало распухать и, кажется, направлялось в мою сторону.

Неожиданно тучу изнутри рассекла молния. Налетел шквал. Я начинал терять представление о том, кто я, где нахожусь и что делаю.

– Что происходит? – послышался чей-то голос.

– Откуда эта вонища? – подхватил второй.

Я знал ответ. Но не мог его озвучить.

Кина.

Еще несколько молний распороли мглу. Большая часть ворон неслась в мою сторону. Смрад Кины становился невыносим. Я слышал странные звуки, доносившиеся как будто издалека; они не вызывали панику, хотя, пожалуй, она была бы здесь вполне уместна.

Тьма снизилась и объяла меня, взяла, как мать берет на руки испуганное дитя. Во тьме показалось лицо Кины, но завладела мной не она. Богиня была рассержена. И явно сбита с толку.

Здесь она была не одна.

Рядом находилась Госпожа, оседлавшая Копченого либо проникшая в мир духов каким-то другим способом. Конечно же, молнии – ее рук дело. Одной рукой ловкачка держала за шиворот Кину, а другой пыталась отшлепать сестру.

Да, Душелов была тут же. Эта стерва не выглядела обеспокоенной, хотя и оказалась зажатой между адской богиней и сестрой, которую предпочла бы сжечь заживо, хохоча при этом над костром. Уж эта-то баба точно чокнутая.

Тьма обволокла меня. И поглотила. И попыталась сожрать, но я оказался несъедобным. По какой причине и был выплюнут, после чего заковылял сам не зная куда, точно пьяный. В башке зазвучал голос:

«Вот ты где, дорогой! Я соскучилась по тебе. Мы так долго не виделись».

Лунный свет отражался от черной, полной трупов воды, омывавшей стены Дежагора. Мне казалось, в озере кто-то шевелится: хочет ухватить меня за глотку и затянуть вниз, туда, где в темноте белеют кости. Я бросил взгляд налево: там стоял давно умерший Глашатай племени нюень бао, Кы Дам. Вместе со своей женой Хонь Трэй. Старуха сделала жест пальцем; я это счел за благословление.

Меня вновь проглотила тьма. И вновь отрыгнула, – видно, от старины Мургена кое у кого несварение. Я обнаружил себя на дереве, решительно не понимая, что происходит и почему. Повертев головой, увидел людей, принадлежавших к полудюжине разных рас. Эти люди умерщвляли несчастных, подвешенных чуть ниже меня. Деревья негодующе трепетали: приветствуя смерть, они отвергали пролитие крови.

Я находился в роще Предначертания.

Висел на дереве?

Попытался протереть глаза. Обзору мешали белые перья.

В следующий миг я потерял сознание. И отправился в сотню мест. Или сотня мест – равно как и времен, где я побывал в последние несколько лет, – прибыла ко мне.

Затем я оказался на равнине костей, где царствовала тьма. Черный ветер обдувал кости и трепал меня, словно лист. Вороны насмешливо каркали, сидя на голых ветвях. Я провалился еще глубже во тьму и обнаружил себя бредущим по наклонному подземному ходу вниз, туда, где покоились скованные ледяной паутиной старцы.