своим парнем. Оба продолжали жить в Санта-Тереса в районе Сан-Бартоломе, оба работали на фабрике в индустриальном парке Арсенио Фаррель. Родители Аны Эрнандес засвидетельствовали истинность ее заявления. Тогда был отдан приказ об эксгумации трупа, найденного у шоссе на Пуэбло Асуль, и следствие продолжилось — его вели судейские Хуан де Дьос Мартинес и Анхель Фернандес, а также полицейский Эпифанио Галиндо. Последний обошел районы Майторена и Эль-Сересаль в компании старого бакалейщика, некогда служившего в полиции. Таким образом они выяснили, что некоего Артуро Оливареса бросила жена. Странным же было то, что женщина не забрала с собой детей — мальчика двух лет и девочку всего несколько месяцев от роду. Разбираясь с другими зацепками, Эпифанио попросил бывшего полицейского держать его в курсе передвижений этого Оливареса. Так выяснили, что время от времени к подозреваемому заходит некий Сеговья, который оказался двоюродным братом Оливареса. Сеговья жил в районе на западе Санта-Тереса и, похоже, нигде не работал. За месяц до случившегося он довольно редко показывался в районе Майторена. За Сеговьей установили наблюдение и нашли пару свидетелей, которые видели, как тот возвращается домой в окровавленной рубашке. Свидетелями выступили соседи, с которыми у Сеговьи были не лучшие отношения. Он зарабатывал на жизнь посредничеством на собачьих боях, их устраивали во дворах некоторых домов в районе Аурора. Хуан де Дьос Мартинес и Анхель Фернандес вошли к Сеговье в дом, пока того не было. Но не нашли ничего, что прямо указывало бы на то, что именно он убил ту девушку с шоссе на Пуэбло Асуль. Они спросили одного полицейского, державшего бойцовых собак, не знает ли он такого Сеговью. Полицейский ответил, что да, знает. Ему и поручили наблюдать за ним. Два дня спустя полицейский сказал им, что последнее время Сеговья не только занимался посредничеством, но и сам делал ставки. Естественно, проигрывал всё, но через неделю опять делал ставки. Кто-то его снабжает деньгами, сказал Анхель Фернандес. Они продолжили наблюдение. Каждую неделю по меньшей мере тот заявлялся к своему кузену. Эпифанио Галиндо взял на себя наблюдение за Оливаресом. Оказалось, тот продает вещи из своего дома. Оливарес, похоже, собирается свалить, сказал Эпифанио. По воскресеньям он играл в футбол с командой своего района. Футбольное поле находилось буквально рядом с шоссе на Пуэбло Асуль. Когда Оливарес увидел, что к нему подходят полицейские — двое в штатском, трое в форме, — он перестал играть, но поджидал их все равно на поле, словно бы оно было каким-то ментальным пространством, которое защитило бы его от любого несчастья. Эпифанио попросил его назваться и надел наручники. Оливарес не сопротивлялся. Другие игроки и тридцать где-то зрителей, которые следили за игрой, замерли на местах. Абсолютное молчание накрыло футбольное поле — так Эпифанио этим вечером описал сцену Лало Кура. Полицейский махнул в сторону пустыни, что начиналась по другую сторону дороги, и спросил, там ли он ее убил или у себя дома. Там-там, ответил Оливарес. Дети остались с женой одного из друзей Оливареса — он там всегда их оставлял, когда по воскресеньям играл в футбол. Ты это сделал сам или тебе двоюродный брат помог? Он помог, сказал Оливарес, но не так-то прямо сильно.

Наша жизнь, сказал тем вечером Эпифанио, какой бы счастливой ни была, всегда оканчивается болью и страданием. Не обязательно, ответил Лало Кура. В смысле, не обязательно, дружище? Ну всякое может быть. Если стреляют в затылок, к примеру, и сраный убийца подходит так тихо, что ты его не слышишь, отправляешься в мир иной без боли и страдания. Сраный малолетка, пробормотал Эпифанио. Тебе что, много раз стреляли в затылок?

Жертву звали Эрика Мендоса. У нее было двое маленьких детей. Двадцать один год. Ее муж, Артуро Оливарес, ревновал и регулярно ее поколачивал. Той ночью, когда он решил ее убить, мужик напился, да еще и кузен был рядом. Они смотрели по телевизору футбольный матч и разговаривали о спорте и женщинах. Эрика Мендоса телевизор не смотрела, потому что готовила ужин. Дети спали. Вскоре Оливарес встал, взял нож и попросил кузена пойти с ним. Они вдвоем повели Эрику через шоссе на Пуэбло Асуль. Оливарес заявил, что поначалу женщина не протестовала. Потом они зашли подальше в пустыню и начали ее насиловать. Первым ее изнасиловал Оливарес. Затем сказал кузену сделать то же самое, но тот поначалу отказался. Но Оливарес был в таком состоянии, что лучше было подчиниться. Когда кузен закончил, Оливарес взялся за нож. Потом они руками вырыли неглубокую по всем меркам яму и бросили туда труп жертвы. Когда возвращались домой, Сеговья боялся, что Оливарес сделает то же самое с ним или с детьми, но у того, похоже, свалился с души груз — он шел расслабленный (ну, естественно, с поправкой на обстоятельства расслабленный). Дальше они продолжили смотреть телевизор, потом поужинали, и где-то через три часа Сеговья пошел домой. Идти ему пришлось долго и муторно — время-то какое уже было. Он минут сорок пять плелся до района Мадеро, где еще полчаса ждал автобуса Авенида-Мадеро — Авенида-Карранса. Вышел в районе Карранса и отправился на север, через район Веракрус и район Сьюдад-Нуэва, пока не пришел к проспекту Сементерьо, откуда уже прямиком зашагал к своему дому в районе Сан-Бартоломе. В общей сложности получилось четыре часа. Когда добрался до дому, уже рассвело, правда, поскольку было воскресенье, народу на улицах оказалось немного. Счастливая развязка дела Эрики Мендосы восстановила доверие к полиции со стороны журналистов.

Правда, не всех журналистов, а только тех, что работали в штате Сонора, — а в Мехико группа феминисток под названием «Женщины в действии» (ЖД) выступила в одной телепрограмме, обличая непрерывный ряд убийств в Санта-Тереса и требуя послать туда столичных полицейских, чтобы разобраться в ситуации, поскольку местная полиция не способна — возможно, находясь в сговоре с убийцами — решить проблему, которая уже по всем параметрам выглядела неприлично. В той же программе речь шла о серийном убийце. Кто стоит за этими смертями? Серийный убийца? Два серийных убийцы? Три? Ведущий программы упомянул Хааса, который сидел в тюрьме, а между тем дата его суда даже еще не была назначена. «Женщины в действии» сказали, что Хаас, скорее всего, козел отпущения, и пригласили ведущего озвучить хоть какую-нибудь серьезную улику, указывающую на то, что убийца — он. Также разговор зашел о ЖСДМ, сонорских феминистках, о подругах, которые трудились и заявляли о своих требованиях в самых что ни на есть недружественных условиях, и заявили, что не верят ни одному слову ясновидящей, что выступала с ними в программе, — мол, старушка ничего