Сменив позу, он оперся руками о спинку стула, на который Карла положила свою плетенку.

– Я вижу, вы медсестра, – сказал он.

– Да. – Карла постаралась размышлять спокойно. Имел ли Кох хоть какое-то представление о том, кем были фон Ульрихи? Он мог быть слишком молод, чтобы знать, кто такие социал-демократы. Уже девять лет эта партия была запрещена. Может быть, после смерти Вальтера унижение семьи фон Ульрихов забылось. Как бы там ни было, Кох, похоже, считал их респектабельной немецкой семьей – обедневшей лишь из-за утраты кормильца. В этой ситуации оказались многие женщины из хороших семей.

У него не было никаких причин заглядывать в плетенку.

Карла заставила себя любезно сказать:

– Как продвигаются ваши занятия?

– Мне кажется, довольно успешно! – он взглянул на Мод. – Во всяком случае, так говорит моя учительница.

– Признаки таланта заметны, – сказала Мод, – даже на таком начальном уровне. – Она всегда так говорила, чтобы человек заплатил за второй урок; но Карла подумала, что сегодня она более обаятельна, чем обычно. Конечно, ей уже вполне можно было флиртовать – со смерти Вальтера прошло больше года. Но у нее просто не могло возникнуть романтического чувства к человеку в два раза младше ее.

– Однако я решил не рассказывать друзьям, что беру уроки, – добавил Кох, – а потом поразить всех своей игрой.

– Правда, будет забавно? – сказала Мод. – Пожалуйста, садитесь, лейтенант, если у вас есть еще несколько минут, – и она указала на стул, где стояла плетенка Карлы.

Карла протянула руку, чтобы убрать сумку, но Кох ее опередил.

– Позвольте мне, – сказал он и поднял сумку. Заглянул внутрь. Увидев капусту, он сказал: – Ваш ужин, наверное?

– Да, – сказала Карла. Голос прозвучал хрипло.

Он сел на стул и поставил плетенку у ноги, с дальней от Карлы стороны.

– Мне всегда хотелось узнать, не выйдет ли из меня музыканта. А теперь я решил, что настало время это проверить… – Он положил ногу на ногу, потом снова их выпрямил.

Интересно, почему это он так ерзает, подумала Карла. Бояться ему нечего. Ей пришло в голову, что причина его неловкости – сексуального характера. Он находится в комнате с тремя одинокими женщинами. Что происходит у него в голове?

Ада поставила перед ним чашку кофе. Он достал сигареты. Курил он как подросток, словно пробовал впервые. Ада подала ему пепельницу.

– Лейтенант Кох работает в Военном министерстве на Бендлерштрассе, – сказала Мод.

– Это так. – Там находился штаб верховного командования. Там хранились все величайшие военные тайны Германии. Даже если сам Кох ничего не знал, кто-нибудь из его коллег мог вспомнить, что Вальтер фон Ульрих был антинацистом. И на этом его уроки у фрау фон Ульрих закончились бы.

– Работать там – большая честь, – сказал Кох.

– Мой сын сейчас в России, – сказала Мод. – Мы ужасно за него переживаем.

– Конечно, это естественно для матери, – сказал Кох. – Но пожалуйста, не поддавайтесь пессимизму! Недавнее контрнаступление русских было решительно отбито.

Это была чушь. Аппарат пропаганды не мог скрыть факта, что русские победили в битве за Москву и отбросили немцев на триста километров назад.

Кох продолжал:

– Сейчас мы в состоянии возобновить наступление.

– Вы уверены? – взволнованно спросила Мод. Карла разделяла ее чувства. Их обеих терзал страх за Эрика.

Кох попробовал снисходительно улыбнуться.

– Поверьте, фрау фон Ульрих, я уверен. Конечно, я не могу предать огласке все, что знаю. Однако позвольте вас заверить, планируются очень решительные наступательные действия.

– Конечно, я уверена, что наши войска получают все, что нужно – достаточно еды и все прочее… – она коснулась ладонью руки Коха. – Но все равно я волнуюсь. Мне не следует этого говорить, но у меня такое чувство, что вам, лейтенант, я могу доверять.

– Конечно.

– Я уже несколько месяцев не получала вестей от сына. Я не знаю, жив он или нет.

Кох сунул руку в карман и вынул карандаш и маленький блокнотик.

– Это я наверняка смогу для вас узнать.

– Правда сможете? – с наивным видом сказала Мод.

Карла подумала, что это вполне могло быть целью флирта.

– Да, конечно, – сказал Кох. – Ведь я же в штабе верховного командования, и, хоть моя роль там очень незначительна, – он попробовал принять скромный вид, – я могу навести справки о…

– Эрике.

– Об Эрике фон Ульрихе.

– Это было бы чудесно. Он санитар, учился на врача, но так хотел пойти воевать за фюрера…

Это была правда. Эрик был самоотверженным приверженцем нацистов – хотя последние несколько писем домой были написаны в более сдержанном тоне.

Кох записал его имя.

– Вы замечательный человек, лейтенант Кох, – сказала Мод.

– Пустяки.

– Я так рада, что мы сейчас перейдем в контрнаступление на восточном фронте. Но вы не должны мне говорить, когда наступление начнется! Хотя мне отчаянно хочется узнать…

Мод пыталась выудить информацию. Карла не могла себе представить зачем. Ей было негде ее применить.

Кох понизил голос, словно за открытым кухонным окном его мог подслушивать шпион.

– Очень скоро, – сказал он и оглядел трех слушавших его женщин. Карла увидела, что он наслаждается их вниманием. Наверное, ему было непривычно, чтобы женщины ловили каждое его слово. Продлевая этот момент, он сказал:

– Очень скоро начнется операция «Блау».

Глаза Мод блеснули.

– «Синяя операция» – просто дух захватывает! – сказала она таким тоном, как отвечает женщина, когда мужчина предлагает ей съездить на недельку в Париж и остановиться там в отеле «Риц».

– Двадцать восьмого июня, – прошептал он.

Мод прижала руку к сердцу.

– Так скоро! Это замечательная новость!

– Я не должен был ничего говорить.

Мод накрыла рукой его руку.

– Но я так рада, что вы сказали. Теперь я чувствую себя настолько лучше!

Он смотрел на ее руку. Карла поняла, что он не привык к женским прикосновениям. Он поднял взгляд от ее руки и взглянул ей в глаза. Мод тепло улыбнулась, так тепло, что Карла с трудом могла поверить, что все это – стопроцентная фальшь.

Мод убрала руку. Кох загасил сигарету и встал.

– Я должен идти, – сказал он.

«Слава богу», – подумала Карла.

Он поклонился ей.

– Рад знакомству, фройляйн.

– До свидания, лейтенант, – буднично ответила она.