Мод проводила его к двери и сказала:

– Значит, завтра в это же время.

В кухню она вернулась со словами:

– Какая это находка – глупый мальчик, работающий в генеральном штабе!

– Не понимаю, почему это приводит тебя в такой восторг, – сказала Карла.

– Он очень красивый, – сказала Ада.

– Он выдал нам секретную информацию! – сказала Мод.

– А какая нам от этого польза? – сказала Карла. – Мы же не шпионы.

– Мы знаем дату следующего наступления – и, наверное, сможем найти способ передать эту информацию русским?

– Я понятия не имею, как это сделать.

– А ведь вроде бы нас окружают шпионы.

– Это все пропаганда. Чуть что идет не так – сразу ищут причину в подрывной деятельности еврейско-большевистских тайных агентов, а не в халатности нацистов.

– Но все равно, должны быть и настоящие шпионы.

– И как же нам с ними связаться?

– Я поговорю с Фридой… – задумчиво сказала мама.

– Что наводит тебя на такие мысли?

– Интуиция.

Карла вспомнила момент на автобусной остановке, когда она удивилась вслух, кто же это расклеивает антифашистские плакаты, – и Фрида примолкла. Внутренний голос Карлы согласился с матерью.

Но это была не единственная проблема.

– Но если и сможем, мы что, решим предать нашу страну?

– Мы должны свергнуть власть нацистов, – твердо сказала Мод.

– Я ненавижу нацистов больше, чем кого бы то ни было, но все же я немка.

– Я тебя понимаю. Мне совсем не нравится превращаться в предательницу, хоть по рождению я англичанка. Но мы не избавимся от нацистов, если не проиграем войну.

– Но предположим, что мы сможем передать русским информацию, из-за которой проиграем битву. В этой битве может погибнуть Эрик! Твой сын, мой брат! Мы можем стать причиной его гибели.

Мод попыталась ответить, но обнаружила, что не может говорить. Вместо ответа она заплакала. Карла встала и обняла ее.

Тогда Мод прошептала:

– Он в любом случае может умереть. Он может умереть, сражаясь за нацизм. Будет лучше, если он погибнет, проигрывая битву, а не побеждая в ней.

С этим Карла была не вполне согласна.

Она опустила руки.

– Как бы там ни было, не стоило вот так приводить его на кухню, не предупредив меня заранее, – сказала она и подняла с пола свою плетенку. – Хорошо, что лейтенант Кох не заглянул поглубже.

– Почему? Что у тебя там?

– Лекарства, которые я украла из госпиталя для доктора Ротмана.

Мод с гордостью улыбнулась сквозь слезы.

– Вот это моя дочка!

– Я чуть не умерла, когда он схватился за сумку!

– Прости меня.

– Откуда ж тебе было знать. Но я хочу избавиться от всего этого прямо сейчас.

– Да, хорошая мысль.

Карла снова надела плащ и вышла из дома.

Она быстро дошла до улицы, где жили Ротманы. Дом у них был не такой большой, как у фон Ульрихов, но это было пропорционально сложенное городское здание с уютными комнатами. Однако окна были заколочены, а на парадной двери висело наспех написанное объявление: «Приема нет».

Когда-то Ротманы жили в достатке. У доктора Ротмана была обширная практика, много богатых клиентов. Но он лечил и бедняков по низким ценам. Теперь только бедняки и остались.

Карла, как все пациенты, направилась вокруг дома к черному ходу.

Она сразу поняла, что что-то не так. Задняя дверь была открыта, а войдя на кухню, она увидела лежащую на кафельном полу гитару со сломанным грифом. В кухне никого не было, но из глубины дома доносились какие-то звуки.

Пройдя через кухню, она вошла в прихожую. На первом этаже было две большие комнаты – приемная и кабинет. Сейчас приемная была обставлена как гостиная, а кабинет превратился в мастерскую Руди, с верстаком, плотницкими инструментами и, как правило, полудюжиной мандолин, скрипок и виолончелей на разных стадиях ремонта. Все предметы медицинского назначения были убраны под замок в шкафы, чтобы их не было видно.

Однако теперь это было не так, увидела она, войдя.

Шкафы были распахнуты, их содержимое вывалено. Пол был усеян осколками стекла и разрозненными таблетками, порошками, баночками с микстурой. Среди завалов Карла увидела стетоскоп и тонометр. Вокруг лежали обломки нескольких медицинских приборов – очевидно, их бросили на пол и растоптали.

Карла была потрясена и возмущена. Сколько всего пропало зря!

Потом она заглянула в другую комнату. В углу лежал Руди Ротман. Ему было двадцать два года, это был высокий парень атлетического телосложения. Его глаза были закрыты, он стонал от боли.

Рядом с ним стояла на коленях его мать, Ханнелор. Когда-то белокурая красавица, теперь Ханнелор поседела и осунулась.

– Что случилось? – спросила Карла, ожидая ответа со страхом.

– Приходила полиция, – сказала Ханнелор. – Моего мужа обвинили в том, что он лечит арийцев. И забрали его. Руди пытался помешать им разгромить наш дом. И они… – она замолчала.

Карла поставила сумку и опустилась на колени рядом с Ханнелор.

– Что они сделали?

– Они переломали ему руки… – сделав над собой усилие, прошептала Ханнелор.

Карла сразу увидела, что руки у Руди красные и ужасно искорежены. Похоже, полицейские переломали ему все пальцы, один за другим. Неудивительно, что он так стонал. Ей стало плохо. Но она видела ужасные вещи каждый день и умела подавлять свои чувства и оказывать действенную помощь.

– Ему нужен морфий, – сказала она.

Ханнелор показала на месиво на полу.

– Если он у нас и был, все пропало.

Карла почувствовала приступ неудержимой ярости. Даже в госпиталях было плохо с лекарствами, а тут полиция устраивает эту вакханалию разрушения.

– Я принесла вам морфий, – она вынула из плетенки пузырек с прозрачной жидкостью и новый шприц. Потом быстро разорвала упаковку, набрала лекарство и вколола его Руди.

Морфий подействовал почти мгновенно. Стоны прекратились. Руди открыл глаза и посмотрел на Карлу.

– Ты – ангел, – сказал он. Потом закрыл глаза и, казалось, заснул.

– Надо попробовать выправить кости его пальцев, – сказала Карла, – чтобы они правильно срослись. – Она коснулась его левой руки. Реакции не последовало. Она взяла его руку и подняла. Он по-прежнему не шевелился.

– Я никогда не вправляла кости, – сказала Ханнелор. – Хоть и довольно часто видела, как это делают.