– Дай я сделаю, – попросил Катберт. – Пожалуйста, Роланд, тыиди с Аденом, а я останусь. Поджоги – это моя слабость.

– Нет. – отрезал Роланд. – Предоставь это мне. И не спорь.Идите. И скажи Алену, чтобы он берег магический кристалл.

Катберт еще несколько мгновений смотрел на него, потомкивнул:

– Не тяни слишком долго.

– Не буду.

– Пусть тебе благоволит удача, Роланд.

– Пусть она благоволит и вам.

Катберт поспешил за Аленом, догнал. Тот поднял руку, махнулРоланду. Роланд кивнул в ответ и тут же пригнулся: у самого виска просвистелапуля.

Сидя на корточках, он посмотрел на равнину. Люди Латигобыстро приближались. Слишком быстро. Ветер дул Роланду в лицо. Если спичкапогаснет до того, как…

Не надо, о если… Держись, Роланд… держись… жди их…

Он ждал, зажав в пальцах каждой руки по незажженной спичке,вглядываясь сквозь переплетение веток. В нос бил запах мескитового дерева,перемешанный с другим, не менее сильным запахом – горящей нефти. От воячервоточины голова шла кругом. Роланд думал о том, как летел в розовом вихре… отом, как быстро исчез образ Сюзан. Спасибо богам, что есть Шими, мелькнуло унего в голове. Он проследит за тем, чтобы день для нее закончился в укромномместе. Но воющая червоточина словно насмехалась над ним, спрашивая, а может, онувидел далеко не все.

Теперь Латиго и его люди на полном скаку преодолевалипоследние триста ярдов, отделяющие их от устья каньона, скачущие сзади быстро кним приближались. Первая группа, пожалуй, уже не могла остановиться: догоняющиепросто растоптали бы их.

Пора. Роланд сунул первую спичку между зубами, рванулвперед. Она тут же зажглась, обдав жаром язык. Прежде чем сгорела сернаяголовка, Роланд поднес спичку к пороху одной из канавок. Он вспыхнул сразу же,и дорожка огня побежала под ветками справа от тропы. Роланд перебежал тропу, поней могли проехать бок о бок два всадника, подпалил вторую пороховую канавку исо всех ног помчался в каньон.

Мать и отец, неожиданно вспыхнуло в мозгу. Из какой глубинывыплыло это воспоминание. Мать и отец. На озере Сарони.

Когда они поехали туда, на прекрасное озеро Сарони всеверной части феода Гилеад? Этого Роланд припомнить не мог. Знал только, чтобыл тогда очень маленьким, а перед ним открылась широкая полоса прибрежногопеска, идеального места для строительства замков. Этим он и занимался в тотдень (может, они поехали отдохнуть? Хоть раз мои родители отдыхали от насущныхдел?), когда что-то, возможно, крики кружащих над озером птиц, заставило еговскинуть голову. И он увидел их, Стивена и Габриэль Дискейн, у кромки берега,спиной к нему. Они стояли, обняв друг друга за талию, глядя на синюю воду подсиним летним небом. Какой же любовью к ним наполнилось в тот миг его сердце!Безграничной любовью, которая, переплетаясь с надеждой и памятью, образуетЯркую Башню в жизни и душе каждого человека.

Теперь же он испытывал не любовь, но ужас. Ибо видел передсобой (а бежал он к расселине, начинающейся у самой границы червоточины) неСтивена из Гилеада и Габриэль из Артена, но своих лучших друзей, Катберта иАлена. Они не обнимали друг друга за талию, но держались за руки, как дети изсказки, заблудившиеся в сказочном лесу. Птицы кружили над ними, но стервятники,а не чайки. А поблескивала перед ними, дымясь туманом, отнюдь не вода.

То была червоточина, к ней и шагнули под взглядом РоландаКатберт и Ален.

– Остановитесь! – не своим голосом закричал он. –Остановитесь, ради ваших отцов!

Они не остановились. Так и шагали, взявшись за руки, кдымящейся, зеленоватой поверхности червоточины. Она же визжала от удовольствия,манила к себе, обещая неземные наслаждения. Она подчиняла разум инейтрализовала нервную систему.

Роланд явно не успевал их догнать, однако нашел, наверное,единственный способ их остановить: выхватил револьвер и выстрелил поверх ихголов. В замкнутом пространстве каньона выстрел прогремел громовым раскатом, намгновение полностью заглушив вой червоточины. Юноши остановились в несколькихдюймах от зеленоватой мерзости. Роланд уже испугался, что сейчас она выкинетщупальца и ухватит Катберта и Алена, как ухватила низко летящую птицу в ночь,когда они приезжали сюда под Мешочной Луной.

Еще дважды он выстрелил в воздух, эхо выстрелов отразилосьот стен каньона и вернулось к нему.

– Стрелки! – крикнул Роланд. – Ко мне! Ко мне!

Ален повернулся первым. Его остекленевшие глаза еще ничегоне видели. Катберт сделал еще шаг к червоточине. Носки его сапог исчезли взеленовато-серебристой бахроме, что окаймляла ее (вой усилился, словно впредвкушении добычи), но тут Ален дернул Катберта за руку. Катберт споткнулся окамень и упал. Когда он поднял голову, глаза его прояснились.

– Боги! – пробормотал Катберт, с трудом поднявшись. Роландзаметил, что носки его сапог исчезли, словно аккуратно отрезанные садовыминожницами. Из дырок торчали большие пальцы. – Роланд, – вместе с Аденом он,волоча ноги, двинулся к Роланду. – Роланд, мы едва не послушали ее. Онаразговаривает!

– Да. Я знаю. Пошли. Времени у нас нет.

И он повел их к расселине в стене каньона, моля богов, чтобыте позволили им подняться достаточно высоко, чтобы избежать града пуль, которыйнепременно обрушился бы на них, появись Латиго в каньоне до того, как их укроетрасселина.

Резкий горький запах начал заполнять воздух. И от грудыветок к ним потянулись сероватые струйки дыма.

– Катберт, ты первый. Ален – за ним. Я – последним.Карабкайтесь живее, парни. На карте наши жизни.

Люди Латиго вливались в зазор, делящий груду веток надвое,как вода в тоннель. По мере их продвижения вперед зазор расширялся. Нижний слойвысохших веток уже горел, но в своем нетерпении настичь троих юношей они то лине видели язычков пламени, то ли не обращали на них внимания. Не почувствовалиони и резкого запаха дыма: люди слишком долго дышали вонью горящей нефти, чтобыразличать какие-то другие запахи. Да и у самого Латиго, который первым ворвалсяв груду веток, в голове билась только одна мысль, заставляющая трепетать отпредвкушения сладкой мести: каньон замкнутый, с отвесными стенами, каньонзамкнутый, с отвесными стенами!

Однако что-то еще все настойчивее стучалось в его мозг помере того, как копыта лошади лавировали не только среди камней, но и

(костей)

множества выбеленных солнцем черепов и костей коров, овец,других животных. Какой-то дребезжащий, сводящий с ума вой уверенно заполнялголову, заставляя слезиться глаза. Однако хоть звук был и силен (звук ли, он жезвучал не снаружи, а внутри головы), Латиго невероятные усилием воли заглушилего, заставив себя думать о том, что