Дин приехал на демонстрацию, одевшись во все светлое: белые брюки и такого же цвета водолазку. В руках у него была гитара, которая должна была стать его главным оружием. Однако сначала гитара висела у него за спиной, а в руках был плакат «Власть – народу!». Затем, когда демонстранты открыли митинг, Дин передал плакат стоявшему рядом с ним молодому парню, а сам взял в руки гитару и запел знаменитую песню Пита Сигера «Мы победим!», которую он неизменно пел на всех подобного рода мероприятиях. Демонстранты, которые прекрасно знали слова этой песни, стали петь ее в унисон с Дином. За всем этим со стороны наблюдало около сотни полицейских, которые прибыли сюда на 49 патрульных машинах из ближайшего городка Буффало (не путать с городом в штате Нью-Йорк).

Митинг длился около часа. За это время с речами, направленными против руководства энергетической компании, выступило около десятка манифестантов. В паузах между этими выступлениями Дин пел свои песни из разряда протестных. Полицейские стояли в стороне и никого не трогали, поскольку никакой угрозы митингующие собой не представляли. Все изменилось сразу после того, как митинг закончился. Несколько демонстрантов решили повесить свои плакаты на решетчатую изгородь, за которой находились владения энергетической компании. Поскольку изгородь считалась частной собственностью компании (и демонстранты это прекрасно знали, поскольку на изгороди висела предупредительная надпись), полицейские бросились их арестовывать.

Судя по всему, именно это и нужно было демонстрантам. Они стали вырываться из рук копов, некоторые пытались применить силу. На землю полетели плакаты, а в воздухе замелькали полицейские дубинки. Дин бросился в самую гущу этого столпотворения, однако силу к стражам порядка не применял, а практически сразу дал заломить себе руки за спину и сдался на милость победителям. Этот арест входил в его планы и должен был стать катализатором всех дальнейших событий.

Всех арестованных, а их оказалось около двадцати человек, полицейские затолкали в «воронки» и повезли в Буффало. Дин ехал в первом «воронке» вместе с шестью другими арестованными. У всех на руках были застегнуты наручники, но не обычные металлические, а пластмассовые – это была новинка американской полиции, которая таким образом отвечала на инициативу администрации Картера, провозгласившей борьбу за соблюдение прав человека не только во всем мире, но и у себя в стране. Однако буффалские полицейские в спешке не учли одного факта: что арестованных надо тщательно обыскать. В итоге один из обитателей «воронка», шустрый молодой парень, достал из кармана перочинный ножик и ловко перерезал наручники у своего ближайшего соседа. А тот уже освободил всех остальных. И когда процессия въехала на территорию буффалской тюрьмы «Райт Каунти» и заключенным приказали выходить из «воронков», у полицейских чуть глаза на лоб не полезли. Из первого же автомобиля на землю стали выпрыгивать заключенные без наручников, да еще один из них во все горло горланил песню на испанском языке (это был Дин, который пел песню чилийских коммунистов «Венсеремос»).

Всех арестованных разместили в нескольких камерах. Они представляли собой холодные железные клетушки, которые по ночам освещались яркими лампами. Из мебели в них были только проржавевшие койки со старыми одеялами. Однако все камеры были технически оснащены: в них были установлены камеры слежения и динамики, которые позволяли администрации тюрьмы общаться с заключенными.

Дина поместили в одну клетушку с несколькими фермерами, которых он до этого не знал, – они приехали в тюрьму в разных «воронках». Однако контакт между ними был установлен достаточно быстро – всех объединила общая беда. В итоге спустя час Дин уже сумел подговорить своих соседей по камере объявить акцию протеста – голодовку. Причем чуть позже, во время вечерней прогулки, Дину удалось подбить на это и заключенных из других камер. Поэтому, когда утром надзиратели принесли заключенным завтрак, десять человек (из них три женщины) от него отказались.

Когда об этом стало известно начальнику тюрьмы, он сразу понял, чьих рук это дело.

– Если так дальше пойдет, то этот «красный ковбой» может взбаламутить всю тюрьму, – изрек главный тюремщик. – И какой олух только додумался привезти сюда этого «красного»?!

Начальник тюрьмы знал, что говорил. Он был прекрасно осведомлен о том, какая птица угодила в его заведение, и догадывался, что обычные меры воздействия на него вряд ли подействуют. Как явствовало из депеши, которую ему прислали из Сент-Пола, этот Дин Рид до этого четырежды арестовывался полицией разных стран и хорошо знал, что такое тюремные нары. В отличие от всех заключенных, которых арестовали на митинге в Делано, он был самым матерым и опытным – настоящим профессиональным революционером. Однако именно поэтому к нему нельзя было применять никаких мер устрашения – об этом мгновенно стало бы известно на воле. И отпускать его тоже было нельзя, поскольку в таком случае пришлось бы освободить и всех остальных участников митинга. Короче, ситуация была не из легких.

Тем временем, едва Дин оказался в буффалской тюрьме, операция «Бумеранг» вступила в свою решающую фазу. Уже через день все средства массовой информации Восточного блока оповестили свое население об этом «факте вопиющего произвола». То же самое сделали и многие левые издания на Западе. Началась шумная кампания «по освобождению известного борца за мир Дина Рида из американских застенков». Застрельщиками в этой кампании были отдел пропаганды ЦК СЕПГ, недавно созданный отдел международной информации ЦК КПСС, который отвечал за подготовку радиопередач на зарубежные страны (две тысячи часов радиовещания еженедельно на 40 языках), работу важнейших газет и двух агентств печати: ТАСС – официального рупора советского правительства, имевшего представительства в 83 странах мира, и «Новости» (АПН), созданного в 60-х годах для пропаганды советского общественного мнения.

Только с началом этой шумной кампании американская сторона поняла, в какой капкан она угодила. Сотни телеграмм со всего мира полетели в Белый дом, в которых говорилось одно и то же: «Требуем освобождения Дина Рида!» Для Розалинды Картер, супруги президента США, которая много времени и сил отдавала вопросам защиты прав человека, наступили тревожные дни. Что касается самого президента, то у него голова болела о других проблемах: именно тогда разразился кризис в переговорах между Египтом и Израилем, в которых американская администрация выступала в качестве посредника. Так что Картеру было не до Дина Рида, хотя имя это он тогда, безусловно, слышал.

Газеты Советского Союза начали освещать события вокруг Дина Рида в начале ноября. Чуть ли не каждый день в прессе публиковались, пусть короткие, сообщения о ситуации в Буффало, а в первые дни об этом даже сообщила главная телепрограмма страны «Время» (потом она еще несколько раз будет возвращаться к этому событию). В ГДР происходило то же самое. Вот что, к примеру, писалось в телеграмме, отправленной в буффалскую тюрьму на имя Дина Рида из центрального совета Союза свободной немецкой молодежи:

«Молодежь нашего социалистического государства, твоей нынешней родины, восхищается твоим страстным выступлением за права угнетенных и эксплуатируемых капиталом рабочих и фермеров, поддерживает твой протест против преступлений американского империализма. Тот произвол, с которым власти подавили вашу мирную демонстрацию в Буффало, еще раз показал миру истинное человеконенавистническое лицо империализма, сорвал с него личину так называемого поборника гражданских прав. Империализм США обнаружил свое лицемерие. Мы постоянно рядом с тобой. Дружба».