Комарь мало того, что незаконно проник в десантное отделение БМП, но и «вооруженный ломиком попытался нанести удар военнослужащему. На предупреждение о возможном применении оружия он не реагировал, и автоматчик, не имея намерения поразить Комаря, произвел предупредительный выстрел» (из обвинительного заключения по делу ГКЧП).

В глазах молодого солдата срочной службы он был злоумышленником, угрожающим его жизни, пытающимся завладеть оружием, боеприпасами и препятствующим выполнению приказа командира.

Кстати, судебно-медицинская экспертиза установила, что смерть Комаря наступила не от выстрела, а от «черепно-мозговой травмы» от ударов о дорогу.

Пуля от предупредительного выстрела автоматчика, спровоцированного на открытие огня действиями Комаря, срикошетила от металлического люка и стала причиной смерти Усова, который также, не обращая внимания на предупредительные выстрелы, бежал за БМП.

Действия обоих совершенно не характерны для трезвых людей.

Смерть Кричевского наступила от одиночного огнестрельного пулевого ранения в голову, в момент, когда он пытался бросить камень в сторону БМП.

Даже полностью демократизированная на тот период и запуганная СМИ Московская городская прокуратура признала действия военнослужащих правомочными.

За эти двадцать лет я стараюсь читать все, что касается августа 1991 года, а особенно эпизода под Новоарбатским мостом. И никто меня не убедит, что все это произошло «стихийно». Думаю, что, как и многие другие события тех страшных дней, этот эпизод требует глубокого и непредвзятого расследования.

Провокатор Головко, которого я даже не желаю называть офицером, должен тоже получить свое.

Завравшиеся СМИ

Да и СМИ в эти дни внесли свою долю вранья в нагнетание обстановки:

Москва /РИА/. В 00.05 21 августа около 20 бронированных машин прорвали первые баррикады на Новом Арбате и двинулись в сторону Дома правительства РСФСР». Коммерсант № 34 (84) 19–26 августа 1991 г.

«…Но, увидев боевые машины пехоты, стреляющие на полном ходу трассерами, толпа в панике бросилась назад…»

«…из задних люков высунулись два автоматчика, схватили бьющегося в агонии человека за ноги и волоком повезли за БМП».

«…бригады “скорой” получили инструкцию КГБ не выезжать по вызовам к раненым защитникам баррикад, а в случае выезда — помощь раненым не оказывать и сообщать немедленно в УКГБ по Москве и Московской области, откуда за ранеными надлежит присылать вооруженную охрану».

Москва /РИА/.01.30. 21 августа. По сообщениям корреспондентов РИА с места событий, первая атака на «Белый дом» отбита.

Несколькими днями позже погибших хоронила вся Москва, оплакивая «героические» жертвы. Видимо, так и было запланировано. И они действительно были жертвами, но не защиты демократических идеалов, а хорошо спланированной кровавой провокации.

Следователь-женщина, которая вела дело, установила, что виновными в гибели людей были лишь те, кто организовал это побоище. Неудивительно, что после такого вывода ее от ведения этого дела отстранили.

Впрочем, спустя 4 месяца, 20 декабря 1991 г., постановлением прокуратуры дело было прекращено «за отсутствием признаков уголовно наказуемого деяния».

(Другим местом, где с большой степенью вероятности могла пролиться кровь, была площадь Дзержинского, теперь Лубянка. По всему видно, что расчет был на то, что чекисты, наблюдая за показным надругательством над памятником основателю советских органов госбезопасности Ф.Э. Дзержинскому, не выдержат. А это не мальчишки-срочники. Но не получилось, у сотрудников КГБ СССР хватило воли не вмешиваться. А политически для организаторов провокации как бы было интересно!)

Даже сейчас, когда прошло много лет, когда впечатления немного сгладились временем, я понимаю, что вмешаться тогда в происходящее мы просто не могли: вряд ли мы безоружные смогли бы остановить пьяную толпу.

Поэтому нам ничего не оставалось, как, проехав для контроля по набережной у гостиницы «Украина», вернуться с тяжелым сердцем в Кремль и доложить обо всем Ю. С. Плеханову. В общей сложности мы были в городе около полутора часа.

Захожу в кабинет. На связи АТС-1 — Крючков. Он задает вопрос: «Вы знаете, что происходит на Смоленской площади?»

Юрий Сергеевич, явно довольный тем, что его служба лучше других осведомлена в этом вопросе, говорит: «Вот у меня здесь сидит очевидец, который только вернулся со Смоленки. Это Величко Валерий Николаевич! Он доложит» — и передает трубку мне. Но Владимир Александрович тут же приглашает нас приехать на Лубянку, чтобы подробно доложить ему и «товарищам» о том, что я видел.

Мы так и делаем. Несемся по пустым улицам. На Лубянке за спиной Феликса Эдмундовича стоит всем известное здание с абсолютно темными окнами. Светятся только 2–3 окошка, где обычно сидят дежурные.

Не могу удержаться, чтобы не съехидничать: «Американцы, замечаю Плеханову, наблюдая за зданием одной из спецслужб, четко определили, на каких этажах, в каких кабинетах располагаются подразделения, отвечающие за те или иные регионы и страны. Куда выходят их окна. Например, второй этаж, правое крыло — это Ближний восток. Рядом — Европа. Таким образом, наблюдатели-разведчики могли достаточно надежно определять, где готовятся важные события. Горят, например, ночью окна в отделе Ближнего Востока — жди новостей там. Другие светящиеся окна предупреждают — ждите неприятностей в Латинской Америке. А у нас — смотрите, Юрий Сергеевич, как здорово: в стране, судя по тем же окнам, покой и тишина. И КГБ спит….».

— Да ладно тебе умничать, — одернул меня Плеханов, — и так настроение паршивое.

Доклад на штабе ГКЧП

С улицы Пушечной, пройдя через приоткрытые прапорщиком железные ворота у небольшой церквушки, попадаем во внутренний двор дома 1/3. Поднимаемся на лифте в приемную Председателя КГБ.

Тишина. Полумрак. Расписываемся в журнале посетителей, и нас приглашают в кабинет Владимира Александровича.

Это тоже не штаб революции. Те же тишина и полумрак. За столом Председателя с телефоном в руках сидит секретарь ЦК по обороне О. Бакланов, вдоль длинного стола прохаживается секретарь ЦК КПСС О.С. Шенин, у стены сидит начальник 2-го Главного управления (контрразведки) генерал-лейтенант В.Ф. Грушко…

Из комнаты отдыха появляется Крючков, волосы растрепаны, «суворовский хохолок», на щеках следы от подушки, видимо, отдыхал.

Наконец, прибыли все приглашенные. Многих знаю: заместитель Председателя генерал-лейтенант Агеев Г.Е. (с ним я знаком по штабам на Красной площади), начальник УКГБ по Москве и Московской области генерал-лейтенант Прилуков В.М. (его стараниями я в свое время был переведен из Воронежского управления в Москву и работал под его началом в 13-м отделе 2-го Главка), начальник 7-го Управления КГБ СССР генерал-лейтенант Е.М. Расщепов (с ним я встречался на заседаниях Парткома КГБ) и др.