– Мне не надо, чтобы легко.

– А я думаю, что надо. Легкие цели. Легкие победы.

– Какие условия пари? – спросил Шейми.

– Что ты хочешь? – вопросом ответила Уилла, глядя ему прямо в глаза.

– Ничего, – ответил он, рассчитывая задеть ее ответом. – Ровным счетом ничего.

– Должно же быть хоть что-то.

– Может, кое-что и есть. – (Уилла ждала ответа.) – Новые горные ботинки.

– Согласна. – Голос Уиллы звучал ровно, но в глазах мелькнули сердитые огоньки.

– А если выиграешь ты? – спросил Шейми.

– Если выиграю я, ты вместе со мной отправишься на Килиманджаро.

Шейми расхохотался:

– Этого я никак не могу, даже если бы очень хотел. Но такого желания у меня нет. Я тебе уже говорил: Шеклтон собирает новую экспедицию. Если соберет, я поеду с ним. Он намерен отправиться на следующий год. Начинать готовиться нужно уже сейчас. И основательно.

– Шейми, я польщена, – усмехнулась Уилла, откидываясь на спинку стула. – Значит, ты уже настроился проиграть пари. Не стесняйся. Можешь и отказаться. Ты же среди друзей. Мы не будем тебя подкусывать слишком больно.

– Договорились. – Шейми вовсе не хотелось выглядеть трусом перед Джорджем Великолепным. – Если тебе не терпится купить мне новые ботинки, я не смею препятствовать.

Глаза Уиллы вспыхнули.

– Отлично! Тогда пошли.

Все четверо расплатились и вышли. На улице Мэллори пожелал им спокойной ночи.

– А ты разве не пойдешь меня подбадривать? – разочарованно спросила Уилла.

– Я возвращаюсь к себе. Мне еще позаниматься надо.

– В таком случае спокойной тебе ночи, дорогой Джордж.

Уилла обняла его за шею и поцеловала в щеку. Шейми отвернулся и не увидел, как ошеломленный Джордж коснулся места, где только что находились ее губы.

– Ну, тогда… спокойной ночи, – пробормотал Джордж и поспешно удалился.

– А ты, Альб, пойдешь? – спросила Уилла.

– Посмотреть, как останки сестры и друга разлетятся по мостовой? Нет уж, увольте.

Уилла выпучила глаза:

– Тогда до встречи утром.

– Я очень на это надеюсь. На случай, если кто-нибудь из вас выживет, я не стану запирать дверь.

Когда Альби ушел, Уилла повернулась к Шейми:

– Ну что, полезли на Святого Ботольфа?

– На Святого Ботольфа, – ответил Шейми.

– Вечер сегодня ясный, – сказала Уилла по пути к церкви. – Луна светит вовсю. Удобно будет влезать. И кто знает, если повезет, быть может, мы увидим Орион, – игриво добавила она. 

На Тауэрском мосту было тихо. Схлынул вечерний поток людей и экипажей. Солнце почти зашло. На Лондон опускались сумерки. По мосту шли редкие пешеходы – припозднившиеся служащие контор Сити торопились домой, мечтая о теплых тапках и горячем ужине. Этот холодный мартовский вечер не располагал к прогулкам.

И только одна женщина никуда не спешила. Она замерла у перил моста, положив одну руку на перила, а в другой сжимая букет из дюжины роз цвета слоновой кости. Одежда на женщине была вполне траурной: черное пальто и шляпа. Лицо закрывала вуаль, ибо женщина не хотела, чтобы ее узнали. Случись такое, она бы попала в неловкое положение. Леди Индия Литтон, жена лорда Фредерика Литтона, заместителя министра по делам колоний, и вдруг одна стоит на Тауэрском мосту. От нее потребовали бы объяснений, а она не хотела ничего объяснять. Ни пешеходы, проходившие мимо, ни ее семья, ни слуги не знали о ее визитах на мост. Однако она приходила сюда часто, практически как только появлялась возможность. Приходила скорбеть по Сиду Мэлоуну.

Здесь, стоя на восточной стороне моста и глядя в сторону Уайтчепела, она чувствовала его близость. Индия видела его мысленным взором столь же ясно, как если бы он стоял рядом. Говорили, когда кто-то, кого ты любишь, умирает, ты чувствуешь, что человек покинул этот мир. Но Индия этого не чувствовала. Она по-прежнему слышала голос Сида, ощущала его прикосновение. Спустя шесть лет после смерти Сид был для нее живее всех, кто ее окружал. Всех, кроме ее дочери Шарлотты. Их с Сидом ребенка.

Шарлотта была для Индии смыслом жизни. Единственной радостью. Единственным цветом и светом в сером мире, ее зимней розой. Индия приходила сюда, чтобы рассказать Сиду о дочке.

– Она красивая, – тихо произнесла Индия; поблизости никого не было, и этих слов никто не слышал. – Красивая, добрая, смышленая. И еще… благородная. Очень благородная. Я говорю не о внешних приличиях, хороших манерах и прочем. Я говорю о благородстве души и сердца. Она такая же, каким был ты, хотя ты никогда не признавал этого за собой. В нынешнем году ей исполнится шесть. Сид, в ней я вижу тебя. Каждый день в ее глазах я вижу тебя. Цвет глаз у нее мой, серый. Но их взгляд, ее восприятие мира… целиком твои. И улыбка тоже. – Глаза Индии вдруг помрачнели, а в голосе зазвучали тревожные нотки. – Вот только улыбается она редко. Шарлотта – слишком серьезный ребенок. Слишком наблюдательный. Я хочу, чтобы она больше смеялась, больше играла, чтобы с ней иногда случались обычные детские беды. Ей нужно… Ей нужен ты. Ее отец. Тот, кто находится рядом, показывает мир и рассказывает о мире. Настоящий отец, который вообразит себя медведем, будет гоняться за ней, а потом поймает и начнет подбрасывать в воздух. У Фредди вечно нет на нее времени. Так повелось с самого ее рождения. – Индия помолчала, затем продолжила: – Он не испытывает к ней ни любви, ни нежности. На это нет и намека. Правда, он всегда относился и относится к ней как к своему ребенку. Это хорошо. По сути, это единственная светлая сторона в его отношении ко мне.

Вопреки желанию, мысли Индии переместились на ее холодное стерильное замужество. Ей вспомнилось, как радовался Фредди, читая в газетах о смерти Сида. Но ему было мало отнять у нее Сида. Фредди отнял у нее медицину, запретив заниматься врачебной практикой. Более того, он запретил ей появляться в ее больнице Уайтчепела и видеться со старыми друзьями: Эллой, Харриет и профессором Фенвиком. Вместо этого ей надлежало стать идеальной женой человека из высшего общества: осмотрительной, безупречной, интересующейся только нескончаемыми обедами, приемами и светскими раутами, столь важными для успешной карьеры молодого политика.

Как и обещала, Индия честно выполняла свою часть сделки. Днем она составляла меню для очередного обеда, а по вечерам вела светские разговоры с лордом таким-то и леди такой-то, со скучными высокопоставленными гостями, глупыми молодыми женами и отвратительными женами в возрасте, способными говорить лишь о лошадях и собаках. Этим Индия занималась изо дня в день, из месяца в месяц, из года в года, пока все живое и настоящее внутри ее не умерло. Исчезла та молодая, преданная медицине идеалистка, которая ходила по улицам Уайтчепела, читала лекции беднякам и принимала больных. На ее месте нынче был бледный призрак прежней Индии.