моментально научился обходить препятствия, продемонстрировав необычайную остроту тактильного восприятия; хоть он и пробирался вслепую, в его движениях сквозила грация.

– Не хотите открыть глаза? – предложил Шапир своим мягким, шелковистым голосом.

Хьюз остановился.

– Ладно, – сказал он и повернулся к доктору, неуверенно протягивая правую руку.

Шапир подошел ближе и позволил Хьюзу взяться за его предплечье.

Стиснув пальцы на руке Шапира, Хьюз открыл глаза. Потом разжал хватку и отступил назад, вытянув руки в стороны. Из его груди вырвался сдавленный крик. Запрокинув голову, он подался вперед; широко распахнутые глаза уставились в пустое небо.

– О боже, – прошептал он и рухнул как подкошенный.

Восемнадцатое июля. Запись беседы психиатра С. Шапира с Герайнтом Хьюзом.

Ш.: Здравствуйте. Это я, Сидни. Я ненадолго. Признаюсь, не лучшая была идея – насчет крыши. Простите. Я не представлял, что все так… Но и права не имел подвергать вас риску. Хотите, чтобы я ушел?

Х.: Нет.

Ш.: Хорошо… Мне и самому уже тошно в четырех стенах. Сейчас бы пройтись… Я вообще много хожу пешком. Каждый день почти по две мили до работы и столько же обратно. Вдобавок я люблю менять маршруты. Что бы там ни говорили, а Нью-Йорк – красивейший город для прогулок. Если знаете, куда идти. Послушайте, тут вот какая непонятная история с Джо Темски, точнее, не история, а просто странный факт. Вы в курсе, что ему диагностировали «функциональную глухоту»?

Х.: Глухоту?

Ш.: Да. Меня это заинтересовало. Короче, я прихожу к Джо, разговариваю с ним, тереблю за рукав, заглядываю в глаза, пытаюсь хоть как-то до него достучаться. Все безрезультатно. Знаете, некоторые пациенты тем или иным образом дают понять, что меня не слышат, а иногда так и говорят. В образном смысле. Но что, если это не метафора? Такое иногда встречается у маленьких детей: им ставят задержку развития, а на деле оказывается, что у них тридцати-, шестидесяти- или восьмидесятипроцентная тугоухость. Я предположил: вдруг Джо действительно меня не слышит? Так же, как вы не видите.

Х. (после паузы в сорок секунд): Хотите сказать, он слышит что-то другое? Его слух постоянно занят?

Ш.: Не исключено.

Х. (после паузы в двадцать секунд): Если глаза можно зажмурить, то от звуков так просто не избавишься.

Ш.: Вот именно. И ощущения, наверное, не самые приятные. Я и подумал: а что, если заткнуть ему уши? Вставить затычки.

Х.: Вас он все равно не услышит.

Ш.: Не услышит, но его уже ничто не будет отвлекать. Если бы вы наблюдали это ваше световое шоу постоянно, то вряд ли обращали бы внимание на меня и все прочее, верно? Может быть, та же ситуация и с Джо. Видимо, шум в его ушах забивает все остальное.

Х. (после двадцатисекундной паузы): Тогда это не просто шум.

Ш.: Вы, наверное, не захотите говорить о том, что случилось… на крыше. Нет-нет, я понимаю.

Х.: Вам интересно, что я увидел?

Ш.: Конечно. Но не торопитесь – поговорим, когда будете готовы.

Х.: Ну да, у меня же масса других дел, помимо разговоров с вами. Столько книг нужно прочитать, столькими женщинами полюбоваться. Вам прекрасно известно, что в конце концов я все вам расскажу, потому что больше мне общаться не с кем!

Ш.: Ох, черт. Герайнт… (Десятисекундная пауза.)

Х.: Прошу прощения, Сидни. Если бы не беседы с вами, я бы окончательно свихнулся, сам знаю. Вы очень терпеливы.

Ш.: Что бы вы там, наверху, ни увидели, это не дает вам покоя – вот первая причина моих расспросов. Но, в конце концов, если вы способны справиться с проблемой самостоятельно, я не стану вмешиваться, ей-богу! Пускай мое любопытство вас не тревожит. Послушайте, отставим разговоры. Давайте я прочту вам статью из журнала «Сайенс». Ее всучил мне ваш полковник Вуд – сказал, вы заинтересуетесь. Я вот заинтересовался. Тут рассказывают о находках внутри аргентинского метеорита. Авторы предлагают прочесать пояс астероидов на предмет останков кораблей межзвездного флота, потерпевших катастрофу в Солнечной системе шестьсот миллионов лет назад. Разумеется, эти ребята сперва высадились бы на Марсе. Черт-те что пишут, верно?

Х.: Не знаю. Читайте.

Темски крепко спал, поэтому Шапиру не составило труда вставить ему в уши обычные восковые затычки, какие используют люди, страдающие бессонницей. Проснувшись, Темски поначалу вел себя вполне естественно: сел, зевнул, потянулся, поскреб подбородок, лениво огляделся в поисках чего-нибудь съедобного – и все это с безмятежностью, совершенно нехарактерной, как втайне был убежден Шапир, для психопатического поведения, да и вообще для любого типа поведения, которое ему доводилось наблюдать. Темски напоминал ему здоровое, сытое, спокойное и неагрессивное животное, не такое энергичное, как шимпанзе, а более медлительное и, что ли, задумчивое – скажем, орангутана. Но затем «орангутан» начал проявлять беспокойство.

Темски с тревогой посмотрел налево, потом направо. Вероятно, он не искал что-то взглядом, а просто крутил головой, пытаясь вернуть пропавшие звуки. Как будто струна лопнула, подумал Шапир. Темски нервничал все сильнее. Он встал, все так же растерянно крутя головой, обернулся и впервые за семнадцать дней ежедневных встреч заметил Шапира. Красивое лицо капитана исказилось то ли страхом, то ли недоумением.

– Где… – промолвил он, – где…

Темски ощупал уши, стремясь выяснить причину тишины, нашарил затычки и вытащил одну из них. Этого оказалось достаточно.

– А-а, – выдохнул он и замер. Его глаза по-прежнему смотрели на Шапира, однако уже ничего не видели. Мышцы лица расслабились.

Дальше дело пошло на лад. Темски, искусственно оглушенный затычками, недолго пребывал в растерянности и вскоре уже охотно шел на контакт с Шапиром, который пробовал общаться с пациентом посредством прикосновений, жестов и, наконец, записок. К концу пятой встречи Темски согласился на более продолжительные сеансы терапии с использованием препарата, подавляющего чувствительность окончаний слухового нерва почти на пять часов.

На втором из таких долгих сеансов Темски попросил встречи с Хьюзом. Шапира проинструктировали: по возможности дать астронавтам пообщаться наедине. Предполагалось, что из их общения можно будет извлечь дополнительную информацию. Поскольку из-за восковых затычек Темски ничего не слышал, Хьюза предупредили о необходимости писать. Благодаря владению методом «слепой печати», тот набирал свою часть диалога на портативной пишущей машинке. Тем не менее далеко не все материалы, выуженные из мусорной корзины, удалось сопоставить с аудиозаписью устной речи Темски. Собеседники в основном обсуждали обратный полет, а также смерть старпома Роджерса, которой Темски не помнил; Хьюз заново пересказал все это без каких-либо новых подробностей. Ни о «комнате» («участке Д»), ни об их теперешнем состоянии разговор практически не заходил, за исключением следующего диалога:

Т.: Эти звуки –