Х.: Тогда в затычках ты слышал бы лучше.

Т.: Значит, это по-настоящему…

Х.: Еще как.

Т.: Знаешь, когда мне только заткнули уши этими затычками и я проснулся в тишине, мне стало дико страшно. Понадобилась куча времени, чтобы вернуться оттуда, где я был. Да и возвращаться особо не хотелось. А когда Шапир рассказал, сколько времени утекло, и до меня дошло, что это уже Земля, тогда я вообще в ужас пришел: а вдруг это все какая-то галлюцинация? Ну, ты понимаешь. Господи Исусе, думаю, неужели я умом тронулся? В общем, жутко. Как будто я – не я, а два разных человека. Но потом все как-то стало вырисовываться, и я начал сознавать, что не разделился, а…

Х.: Изменился.

Т.: Точно! Эта штука меня изменила. Давно изменила. Это все по-настоящему. Именно это я слышу, когда вынимаю затычки из ушей. А ты видишь, когда открываешь глаза. Иными словами, это реальность. Чтобы мы ее не видели и не слышали, нас приходится искусственно оглушать и ослеплять. В этом все дело, верно?

(Распечатку последующих реплик Хьюза восстановить из материалов, найденных в мусорной корзине, не удалось.)

Х.:…

Т.: Нет-нет, красиво. Мне понадобилось много времени – во всяком случае, мне кажется, что прошло много времени, – чтобы начать что-то понимать. Поначалу ведь это казалось полной бессмыслицей. И страшно было до чертиков! Ты или Дуайт что-нибудь скажете, а вокруг ваших голосов как будто аккорды звучат, расходятся, словно лучи радуги вокруг призмы, так что и самой призмы не видно, да? Так ты это видишь? У меня то же самое, только со слухом: все как будто бы превращается в музыку, только это не музыка, а… Говорю же, сперва я не понимал, как нужно слушать. Думал, у меня в скафандре рация сломалась! Боже! (Смеется.) Я не улавливал построения звуков, всех этих переливов и модуляций. Было так непривычно… Но постепенно ты учишься. Чем больше слушаешь, тем больше разбираешься. Жаль, ты не слышишь. Вот ты говоришь мне, что мы улетели с Марса два месяца назад, и так далее, и, блин, я тебе верю, но мне уже нет до этого дела. Это больше не имеет значения, правда же, Герри?

Х.:…

Т.: Эх, если бы я тоже мог видеть, как ты. Зрелище, наверное, изумительное. Но знаешь что? Я рад, что меня каждый день на время избавляют от этих звуков. Да, так правильнее. Они… как бы это сказать… захлестывают меня с головой. Мне сложно переваривать этот поток. Мы не созданы для него, наших физических и умственных возможностей недостаточно – во всяком случае, поначалу. Объять и осмыслить все сразу не получается. Что бы мне хотелось попробовать сделать, пока я «выключен», так это перенести свои ощущения на бумагу.

Х.:…

Т.: Нет, не обучен. Но ведь это и не музыка в нашем понимании. Я просто говорю о музыке, потому что это невероятно красиво. Думаю, мне стоило бы попытаться облечь свои впечатления в слова. Может, так скорее получится объяснить, что это вообще такое.

Х.:…

Т.: Боишься – чего?

Раз в два-три дня Хьюзу звонила жена и Бернард Деселис, хотя из-за карантина их к нему не пускали. Двадцать седьмого июля между Деселисом и Хьюзом состоялся важный разговор о так называемой комнате (она же участок Д), обнаруженной в ходе экспедиции «Психеи XIV».

– Если я не попаду в состав шестнадцатой и собственными глазами не увижу это клятое место, я просто съеду с катушек.

– Да уж, лучше один раз увидеть, – заметил Хьюз. Он больше не казался возбужденным, в его манере сквозила холодная ожесточенность.

– Послушай, Герри, вы находили в тех ячейках что-нибудь, что напоминало бы технические объекты?

– Нет.

– Ха! Вот это уже определенный ответ. Я думал, ты и дальше будешь твердить насчет непостижимости участка Д для человеческого разума. Смягчаешься?

– Нет, просто учусь.

– Чему?

– Видеть.

Помолчав, Деселис осторожно поинтересовался:

– Видеть что?

– Участок Д. Раз уже ничего другого я не вижу.

– То есть с открытыми глазами ты видишь…

– Нет. – Голос Хьюза звучал устало и раздраженно. – Все не так просто. Конкретно сектор Д я не вижу. Я вижу… мир в свете, излучаемом участком Д. В ином, новом свете. Поговори с Джо Темски. Или вот что… Послушай, ты пропускал голограммы ячеек через эту вашу математическую прогу?

– У меня возникла проблема с настройками.

– Ну еще бы, – фыркнул Хьюз. – Неси программу сюда, я все настрою. Вслепую.

В комнату Хьюза, сияя, ввалился Темски.

– Герри, у меня получилось!

– Что?

– Услышать тебя. Нет, я не читал по губам. Отвернись и скажи что-нибудь, ну же!

– Отравление трупным ядом.

– «Отравление трупным ядом» – верно? Я тебя слышу! Но и музыка никуда не делась. Теперь я слышу и то и другое!

Голубоглазый блондин, Темски всегда был привлекателен, но сейчас выглядел поистине красавцем. Хьюз не мог его видеть (в отличие от скрытой камеры, установленной за вентиляционной решеткой), но уловил радостно-возбужденную интонацию и был одновременно тронут и напуган.

– Сними наглазники, Герри, – мягко, но убедительно проговорил Темски.

Хьюз помотал головой.

– Нельзя вечно сидеть во мраке собственной тюрьмы. Выходи. Герри, ты же не предпочтешь слепоту.

– Почему?

– Потому что ты уже видел свет.

– Свет?

– Свет, слово, истину – то, что мы учимся постигать, – пояснил Темски кротко, как человек, абсолютно уверенный в своей правоте. Теплота в его голосе напоминала ласковое осеннее солнце.

– Уходи, – отрезал Хьюз. – Темски, убирайся отсюда!

С приводнения «Психеи XIV» прошло три месяца. Ни у одного из тех, кто работал с вернувшимися астронавтами, не выявили симптомов серьезнее скуки. Хьюзу не становилось хуже, а Темски полностью выздоровел. Можно было с уверенностью утверждать: экипаж «Психеи XIV» пострадал не от инфекции – вирусной, бактериальной, грибковой или еще какой. Гипотеза, на которой осторожно, с массой оговорок, сошлось большинство врачей, включая доктора Шапира, заключалась в следующем: что-то в структуре «комнаты», или участка Д, повлияло на электрическую активность нейронов коры головного мозга у всех троих членов экипажа, близко и длительно изучавших данный участок, что и привело к нарушению мозговых функций; нечто подобное происходит, когда свет, мигающий с определенной частотой, провоцирует эпилептические приступы. Какие именно структурные элементы «комнаты» вызвали этот эффект, пока было неизвестно, хотя доставленные с Марса голограммы продолжали всесторонне изучать. Экипажу «Психеи XV» предстояло исследовать участок еще тщательнее, приняв все необходимые меры для сохранения здоровья астронавтов и наблюдения за их состоянием.

«Подозрительных» элементов участка Д оказалось так много, а взаимосвязь между ними была такой