Понтифик не отрекся от престола и на этот раз, но теперь вынужден был ходить с палкой. «А все-таки она вертится!» — ошарашил он сотрудников курии знаменитой цитатой Галилея, впервые пройдясь по синодальному залу после операции на бедре[1174].

* * *

К концу XX века римско-католическая церковь все отчетливее превращалась в церковь третьего мира. Каирская конференция показала это со всей очевидностью. Союзниками Святого престола в борьбе против свободы абортов выступили делегации Латинской Америки и исламских стран. Рецепт ат-Тураби все-таки сработал, хоть и частично. Пусть суданца не было на конференции, его мысль повторил авторитетный египетский проповедник и профессор Каирского университета Абдул Сабур Шахин: «У нас совпадает много пунктов. Римский папа не может нас бросить. Опасность атеизма слишком велика, чтобы не стремиться к единству».

И действительно, представители исламского мира, гости из Латинской Америки и делегат от Апостольской столицы говорили в унисон: документ в существующем виде принимать нельзя, он противоречит нормам морали — будь то католической или мусульманской. Американцам и европейцам такое единомыслие казалось доводом в пользу косности Ватикана, спевшегося с самыми дремучими режимами.

Прибывшие на конференцию Альберт Гор и премьер-министр Норвегии Гру Харлем Брунтланн вкупе с эмансипированной пакистанкой Нафис Садик напирали на права женщин, однако наткнулись на возражения других женщин: премьер-министра Пакистана Беназир Бхутто (выпускницы Гарварда, между прочим) и исполнительного директора Секретариата Католической конференции США во вопросам защиты жизни Гейл Квин. Это раздражало. «Вон идет та сука», — услышала Квин разговор двух членов американской делегации, проходя мимо них.

Иоанн Павел II на конференции не присутствовал, позицию Ватикана отстаивал наблюдатель Святого престола при ООН епископ Ренато Мартино. Он-то и поставил подпись под «Программой действий», вызвав сенсацию: неужели Апостольская столица поддержала аборты и контрацепцию? Ведь раньше Ватикан не одобрил даже более умеренную резолюцию мексиканской конференции, а что произошло теперь?

На самом деле под давлением мусульман, латиноамериканцев и Святого престола в «Программу действий» внесли, казалось бы, косметические, но принципиальные поправки. Во-первых, аборты из разряда обычных перешли в разряд вынужденных мер, и ни разу не «безопасных», как звучало изначально («Как может быть безопасным убийство детей?» — вопрошали люди из Ватикана). Во-вторых, фразу «там, где аборты легальны, их нужно проводить безо­пасным способом» изменили на «там, где аборты не противоречат закону». Вроде бы мелкая корректировка, но она оставляла надежду на изменение закона и не декларировала моральной приемлемости абортов[1175].

Пункт 8.25, где содержались все эти формулировки, во избежание разногласий, записали на шести языках (в то время как весь остальной текст — лишь на английском). Теперь он звучал так: «В любом случае аборт не следует поощрять как метод планирования семьи В случаях, когда аборт не противоречит закону, его следует производить в адекватных условиях…» [1176]

Конференция не дала решительное преимущество ни одной из сторон. Либералы не добились свободы абортов, но зато сохранили целый ряд трудноперевариваемых консерваторами выражений, вроде «нежелательного материнства» и «необходимости прерывания беременности». Кроме того, к неудовольствию Святого престола, резолюция провозглашала пользу презервативов для борьбы со СПИДом и не осуждала половые сношения до наступления совершеннолетия (впрочем, и не одобряла их — просто констатировала). Сохранился в тексте и сомнительный для церкви пассаж о «супружеских парах и отдельных лицах», которым следует помогать «в достижении целей, связанных с деторождением». Епископ Мартино, подписав резолюцию, сделал по этому поводу оговорку, что Святой престол оставляет за собой право понимать этот термин так, что он означает «супружеские пары и отдельных мужчин и женщин, которые образуют такие пары»[1177].

* * *

Тем временем полным ходом шла организация большой поездки Иоанна Павла II по республикам бывшей Югославии. Этим занимался «серый кардинал» внешней политики Ватикана Винченцо Палья, духовный руководитель общины святого Эгидия, развернувшей экуменическую деятельность по всему миру. Члены общины считались в церкви «левыми»: Палья в свое время подарил Войтыле книгу об Оскаре Ромеро, первым из зарубежных священников побывал в Албании, а осенью 1986 года встретился в московском ресторане «Прага» с заместителем заведующего Международным отделом ЦК КПСС Вадимом Загладиным[1178]. Теперь неугомонный падре колесил по Хорватии, Сербии и Боснии, договариваясь с местными властями. Поначалу миссия Пальи имела успех: Франьо Туджман, Слободан Милошевич и Алия Изетбегович выразили согласие на визит, не ставя никаких условий. Пошел навстречу и лидер боснийских сербов Радован Караджич. Сербский патриарх Павел, двумя годами ранее обвинивший Ватикан в развале Югославии, тоже не высказал возражений. Оптимизм внушал и пример патриарха Московского Алексия II, который 17 мая встретился в боснийской столице с главой Сербской православной церкви, а также с загребским архиепископом Франьо Кухаричем и выразил надежду увидеться когда-нибудь там же с римским папой и боснийскими муфтиями. Очень вовремя подоспел и визит в Рим премьер-министра Боснии и Герцеговины Хариса Силайджича, с которым понтифик встретился 2 июля. Казалось бы, поездка наместника святого Петра — дело времени, но против нее неожиданно выступили сербские епископы. Изгнанный из Хорватии православный митрополит Загреба Йован Павлович потребовал, чтобы Иоанн Павел II осудил геноцид сербов во время нацистской оккупации. Это означало бы неминуемую ссору с хорватами, поэтому 3 августа Наварро-Вальс объявил, что в Белград римский папа не полетит.

Оставались Загреб и Сараево. Поездка в боснийскую столицу имела такую важность для римского папы, что он готов был даже пожертвовать наблюдением за ходом Каирской конференции. Первого сентября Наварро-Вальс пошел на беспрецедентный шаг, упомянув среди «заинтересованных сторон», с которыми велись переговоры о визите, «президента боснийских сербов Караджича». Таким образом Апостольская столица фактически признала государственное образование сербов внутри Боснии и Герцеговины, чего не сделала ни одна страна в мире, даже обновленная Югославия.

Прилет в Сараево планировался на 8 сентября. Программа выглядела внушительно. Римский папа хотел встретиться не только с президентом Боснии и Герцеговины Изетбеговичем и командованием миротворческих сил, но еще с Караджичем и Генеральным секретарем ООН Бутросом Бутросом-Гали. Поистине, это должен был стать день всеобщего примирения. На городском стадионе уже монтировали алтарь, а самолет ООН доставил знаменитый папамобиль. Однако переговоры с Караджичем затягивались. Камнем преткновения стала не столько безопасность Иоанна Павла II, сколько безопасность верующих, которые собрались бы на мессу. Как аэропорт, так и стадион обстреливали снайперы. Караджич опасался, что мусульмане совершат провокацию, а вину свалят на сербов. Третьего сентября глава гражданского контингента ООН в Боснии и Герцеговине Виктор Андреев, используя добрые отношения России с сербами, доставил на БТР в столицу боснийских сербов Пале нунция Франческо Монтеризи. Но и тот ничего не смог добиться от Караджича. Шестого сентября итальянское телевидение передало, что поездка Иоанна Павла II в Боснию и Герцеговину откладывается[1179].