Призыв к людям церкви покаяться в грехах предшественников мгновенно приковал к себе внимание наблюдателей и клира. Ни один римский папа еще не говорил ничего подобного. Войтыла уточнил, в чем именно следует каяться: во-первых, следовало признать вину за церковные расколы, а во-вторых, за использование негодных методов при защите истины (то есть позиции Святого престола).

Понимая, насколько огромное дело он затеял, Иоанн Павел II еще в конце 1993 года представил на рассмотрение кардиналов свои «Размышления о великом юбилее двухтысячного года», которые легли в основу позднейшего апостольского послания. Сведения об этом документе и о бурной дискуссии, им вызванной, предал огласке журналист Луиджи Аккатоли, сама же римская курия не только не опубликовала «Размышлений», но даже не признала их существования.

В январе 1994 года миланский архиепископ Мартини в одном интервью обмолвился, что среди кардиналов нет согласия касательно того, следует ли церкви каяться в грехах. По его словам, особенно сильно возражали выходцы из стран бывшего соцлагеря, где церковь и без того долгое время бомбардировали обвинениями. Из этого можно заключить, что против выступили и соотечественники Войтылы.

«Размышления» обсуждались на консистории, заседавшей 13–14 июня 1994 года. Наиболее остро в защиту «доброго имени церкви» говорил архиепископ Болоньи Джакомо Биффи, ему оппонировали кардиналы Кассиди и Эчегарай. Следствием этого обмена мнениями, как можно предполагать, стали смягчающие пассажи в апостольском послании, говорившие, что надо делать скидку на нравы тех времен, когда совершались грехи[1186]. Обращает на себя внимание также разница в отношении к мученикам за веру и к жертвам церковных преследований. Этих вторых мучениками не объявили, хотя они (нередко тоже духовные особы или по крайней мере искренне верующие) не менее прочих страдали за то, что считали истиной. Однако церковная иерархия при всем уважении не могла поставить знак равенства между теми, кто умирал в защиту правды (то есть официального учения церкви), и теми, кто погиб, упорствуя в заблуждениях. То же самое, к слову, в свое время разъединило и русское духовенство. Как ни сочувствуй протопопу Аввакуму, на костер он взошел не во имя Русской православной церкви, а во имя ее осуждения. Как же можно равнять этого «пустосвята» с новомучениками, расстрелянными в период большевистского террора?

И все же, с оглядками и оговорками, главное было сказано: церкви следует покаяться в грехах. Начинание Войтылы не имело себе равных в истории клира. Пятьюстами годами ранее, на заре Реформации, папа Адриан VI тоже выражал готовность признать грехи духовенства, но тогда Святой престол стоял перед лицом второго великого раскола, и понтифик отчаянно пытался спасти единство. Ныне же ничто не угрожало положению Апостольской столицы — тем искреннее был порыв наместника святого Петра. Не обстоятельства заставляли его смиренно склонить выю перед карой Божьей, а сам он спешил очистить совесть церкви, чтобы та обновленной вступила в третье тысячелетие.

Жестокая судьба, правда, тут же и подвергла его начинание проверке, которую, надо признать, римский папа не прошел. Ему так и не хватило духа поднять вопрос о вине руандийского епископата за разразившуюся катастрофу. Ни в 1994 году, ни позже Иоанн Павел II не касался этого вопроса, явно боясь скомпрометировать церковь и всю христианизацию Африки. Ватиканской дипломатии тоже нечем было тут похвастаться.

В изданном осенью 1995 года послании по итогам синода африканских епископов содержалось осуждение расизма, межплеменной розни и так далее, но не было ни слова о конкретных прегрешениях церковной иерархии в Руанде. Иначе говоря, римский папа готов был признать прошлые грехи (Аккатоли насчитал целых 94 его текста с извинениями[1187]), но оказался не в силах признать нынешние. Эту черту он так и не переступил[1188]. И мы не можем оправдать его неведением. Он прекрасно понимал, насколько неблаговидную роль сыграли руандийские прелаты. В противном случае, наверное, объявил бы мучениками архиепископа Кигали Винсента Нсенгьюмву, епископов Тадде Нсенгьюмву и Жозефа Рузиндану, а также еще десять священников, убитых повстанцами-тутси. Но он не сделал этого, а значит, отдавал себе отчет, что церковников застрелили не за благовидные поступки. Геноцид в Руанде оказался тем явлением, которое просто не вмещалось в сознание Войтылы. Как могли слуги Божьи творить злые дела? Видимо, он так и не смог ответить себе на этот вопрос. Вторично он споткнется о него в начале 2000‐х, когда в США всплывут похождения священников-педофилов.

* * *

Руанда стала одной из самых горьких неудач Иоанна Павла II. Это отметил журналист «Тайм» Пол Грей в статье, объяснявшей, почему же все-таки редколлегия издания признала римского папу человеком года. Причины были весомые. Пусть Войтыла уклонился от осуждения руандийского епископата, пусть он не захотел рукополагать женщин, воспротивился легализации абортов и не добрался до Сараево и Бейрута, зато установил дипломатические отношения с Израилем, принял новый Катехизис и написал книгу, которая стала бестселлером в двенадцати странах, — «Переступить порог надежды». Этот понтифик обладает невиданной харизмой, писал Грей. Его изображения можно встретить в трущобах и в кабинетах интеллектуалов. Диск с записью его молитвы розария, сопровождаемой музыкой Баха и Генделя, приобрел популярность, сравнимую с пластинками поп-идолов. При такой силе воздействия на души людей неудивительно, что он отваживался идти наперекор принятым в современном мире точкам зрения — будь то в вопросе свободы воли или неизбежности разделения общества на богатых и бедных. «Иоанн Павел II видит свою обязанность в противостоянии живому потоку современности. Он твердо отрицает многое из того, что светский мир считает прогрессивным Идеи Человека года насчет того, как все должно быть устроено, отличаются от мнения большинства смертных. Они куда глубже и столь же обширны, сколь велика решимость их продвигать. В третьем веке до Рождества Христова Архимед сказал: „Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю“. У Иоанна Павла такая точка опоры есть»[1189].

В 1982 году главный редактор газеты «Фигаро» Андре Фроссар издал книгу на основе бесед с Иоанном Павлом II. Атеист и еврей, сын основателя французской компартии, Фроссар пережил христианское озарение в один год с Тырановским. В 1969 году он описал свой опыт в книге «Бог существует. Я встретил Его». Разумеется, такой документ не мог пройти мимо внимания Войтылы. Между ним и французским журналистом завязалась дружба.

«В тот октябрьский день, — писал Фроссар, — когда он впервые показался на лестнице базилики Святого Петра, с огромным крестом, который держал перед собой как двуручный меч, когда над площадью раздались его первые слова: „Non abbiate paura“, „Не бойтесь!“, в то самое мгновение мир понял, что в небе произошло нечто важное и что после человека доброй воли, который открыл собор, после человека великой духовности, который собор закрыл, и после интермедии, короткой и легкой как пролет голубя, Бог послал нам свидетеля. Мы узнали, что он пришел из Польши. Но я ощутил, будто он явился прямиком из Галилеи, след в след за апостолом Петром, оставив свои сети на берегу озера»[1190].