– Прекратите! – растерянно взмолился он, когда зюйдвестка начала проявлять явные признаки рубашки-поло. – Пусть это будет что-то одно.

– Вы бы сами могли это сделать, – заметил мистер Сторку, – если бы ваше подсознание перестало метаться.

Однако он добродушно ткнул в аппарат, и одежда мистера Мида стала твидовым пиджаком и панталонами для гольфа, столь популярными в 1920-х годах. После этого перемены прекратились.

– Лучше?

– Думаю… думаю, да.

Мистер Мид хмуро оглядел себя. Определенно странный наряд для вице-президента корпорации «Свитботтом септик тэнкс», возвращающегося в родное время, но, по крайней мере, это был один наряд. Как только он окажется дома…

– А теперь послушайте, Сторку, – сказал он, оживленно потирая руки и решительно отталкивая подальше недавние позорные воспоминания. – У нас проблемы с этим Уинтропом. Он не хочет возвращаться.

Они вышли наружу и остановились на краю луга. В отдалении собиралась команда для нового крика.

– Неужели? – спросил мистер Сторку без особого интереса. Он показал на разномастную толпу голых людей, начавших сбиваться в плотную группу. – Знаете, еще две-три сессии – и ваша психика будет в отличной форме. Хотя, судя по вашему виду, я бы рекомендовал Стадион паники. Почему бы вам не попробовать? Почему бы не отправиться прямиком на Стадион паники? Одна первосортная, орущая, безрассудная паника – и вы будете совершенно…

– Спасибо, нет! С меня достаточно, вполне достаточно. Моя психика – мое дело.

Светловолосый молодой человек серьезно кивнул.

– Разумеется. Психика взрослого индивидуума находится исключительно в юрисдикции данного взрослого индивидуума. Соглашение две тысячи триста четырнадцатого года, единодушно принятое всем населением Соединенных Штатов Америки. Разумеется, позже оно было дополнено международным плебисцитом две тысячи триста тридцать седьмого и включило весь мир. Но я лишь дал вам личный, дружеский совет.

Мистер Мид выдавил из себя улыбку. С тревогой отметил, что, когда он улыбался, лацканы его пиджака приподнимались и нежно ласкали подбородок.

– Без обид, без обид. Как я говорил, просто с меня достаточно этой ерунды. Но что вы собираетесь сделать по поводу Уинтропа?

– Сделать? Разумеется, ничего. Что мы можем сделать?

– Вы можете заставить его вернуться! Вы ведь представляете правительство, разве нет? Правительство пригласило нас сюда, а значит, правительство отвечает за нашу безопасность.

Мистер Сторку явно удивился.

– А разве вам что-то грозит?

– Вы понимаете, что я имею в виду, Сторку. Наше безопасное возвращение. Правительство несет за него ответственность.

– Нет, если эта ответственность подразумевает вмешательство в желания и поступки взрослого индивидуума. Друг мой, я только что процитировал Соглашение две тысячи триста четырнадцатого года. Вся философия правительства, проистекающая из этого соглашения, основана на создании и поддержании полного суверенитета индивидуума. Силу нельзя применять к взрослому гражданину, и даже официальное убеждение следует использовать только в определенных редких и тщательно оговоренных случаях. К которым данный случай определенно не относится. После того как ребенок пройдет нашу систему образования, он или она становится уравновешенным членом общества, которому можно доверить выбор социально необходимых поступков. Начиная с этого момента, правительство перестает играть активную роль в жизни индивидуума.

– Точно, настоящая неоновая утопия, – фыркнул мистер Мид. – Никакой полиции, чтобы охранять жизнь и собственность, даже чтобы спросить дорогу… Что ж, это ваш мир и ваше право. Но суть не в этом. Неужели вы не понимаете – уверен, вы поймете, если постараетесь, – что Уинтроп – не гражданин вашего мира, Сторку? Он не прошел через вашу образовательную систему, не получал этих психологических штук, этих приспособительных курсов раз в несколько лет, он не…

– Но он явился сюда как приглашенный гость, – возразил Сторку. – А следовательно, полностью находится под защитой наших законов.

– А мы, значит, нет, – воскликнул мистер Мид. – Он может творить с нами что угодно, и ему это сойдет с рук. Это вы называете законом? Это вы называете справедливостью? Я – нет. Я называю это бюрократией, вот как я это называю. Канцелярщина и бюрократия, вот что это такое!

Светловолосый человек положил руку на плечо мистеру Миду.

– Послушайте, друг мой, – мягко сказал он, – и постарайтесь понять. Если бы Уинтроп попытался что-то сотворить с вами, его бы остановили. Не вмешавшись в его поступки напрямую, а убрав вас из его окружения. Для того чтобы мы могли оказать даже столь ограниченное воздействие, он должен что-то совершить. Деяние, нарушающее ваши права как индивидуума. Однако Уинтропа обвиняют в нежелании действовать. Он отказывается возвращаться с вами. Что ж. Он имеет право отказаться делать что-либо со своим телом и разумом. Соглашение две тысячи триста четырнадцатого года недвусмысленно покрывает эту ситуацию. Хотите, чтобы я процитировал соответствующий параграф?

– Нет, я не хочу, чтобы вы цитировали соответствующий параграф. То есть вы пытаетесь сказать, что никто ничего не может сделать? Уинтроп может не дать всем нам вернуться в наше время, но ни вы, ни мы ничего не можем сделать по этому поводу. Дивное замечание.

– Интересная фраза, – заметил мистер Сторку. – Если бы в вашей группе был этимолог или лингвист, я бы с удовольствием обсудил ее с ним. Однако ваш вывод, по крайней мере, касательно данной ситуации, по существу верен. Вы можете сделать только одно: попытаться убедить Уинтропа. До последней секунды перед назначенным переносом это возможное решение.

Мистер Мид одернул слишком эмоциональные лацканы своего пиджака.

– А если мы не справимся, значит, нам не повезло? Мы не можем взять его за шиворот и… и…

– Боюсь, что нет. Государственная машина или синтетический государственный чиновник появится и освободит его. Не причинив вам никакого вреда, сами понимаете.

– Разумеется. Никакого вреда, – мрачно ответил мистер Мид. – Нам всего лишь придется застрять этой психушке до конца наших дней, без всяких «если», «и» или «но».

Мистер Сторку явно обиделся.

– Да ладно вам, друг мой, уверен, здесь не так уж плохо! Возможно, наш мир сильно отличается от вашей культуры, а его артефакты и философия кажутся вам неуютно чужеродными, но, конечно же, есть и преимущества. Лишившись семьи, коллег и опыта, вы приобретете новое и удивительное. Ваш Уинтроп это понял – он почти каждый день бывает на Стадионе паники или Поле крика, за прошедшие десять дней я как минимум трижды встречал его на семинарах и салонах, а Бюро домашних приспособлений Департамента внутренней экономики докладывало мне, что он стабильный, активный и крайне целеустремленный потребитель. Раз он может заставить себя делать это…