И вот только тогда, когда не будут выполнены условия нейтралитета, следовало, по замыслу Обручева, прибегнуть «к открытой силе».

Первый натиск должен решить исход дела. «Страшно подумать, — писал он, — что нас отобьют». Поэтому необходимо сконцентрировать для решительной атаки максимально возможное число войск. Семи дивизий, которые предполагал использовать для этой цели главнокомандующий, по оценке Обручева было мало. Он считал необходимым подтянуть еще две-три дивизии из района Адрианополя, заменив их там, в случае необходимости, «войсками, расположенными севернее Ямбола». Сформированной ударной группировке должна быть поставлена задача «уничтожения турецкого оборонительного корпуса и овладения не одним лишь Буюк-Дере, а несколькими пунктами на Босфоре, необходимыми для эшелонирования заграждений (минных заграждений в проливе. — И.К.)»[1338].

Таким образом, Обручев предполагал, что в операции по захвату побережья Босфора должны принять участие около 100 тысяч человек. Данные расчетов русского генерала примерно совпадали с сообщениями «Таймс». Так, по сведениям корреспондентов газеты, непосредственно Константинополю угрожало 75 тысяч русских, из них 40 тысяч находилось в Чекмедже и Сан-Стефано, 50 тысяч — готовы были атаковать булаирские позиции, чтобы через перешеек ворваться на полуостров Галлиполи[1339]. Думается, что схожими данными о численности русской группировки, непосредственно угрожавшей Константинополю и проливам, оперировали и турецкие военачальники.

При подготовке новой наступательной операции одной из основных проблем армии становился тиф. Реальные масштабы его распространения оценить весьма сложно. Так, если 22 февраля (6 марта) главнокомандующий телеграфировал императору, что «тиф не на шутку начинает работать», то 9 (21) марта он уже успокаивал его: «тиф не прибавляется»[1340]. По данным же полевого штаба, наличная строевая численность Дунайской армии с 1 февраля по 1 марта 1878 г. даже увеличилась на 6420 человек.

Итак, по расчетам Обручева, наступление 9-10 русских дивизий должно было привести к уничтожению «турецкого оборонительного корпуса», силы которого он оценивал в 30–40 тысяч.

Сами же турки в связи с этим рисовали совершенно иную картину. 3 (15) марта прибывший в Петербург вместе с Игнатьевым на ратификацию Сан-Стефанского договора Реуф-паша в беседе с Милютиным «хвастливо уверял, что Турция имеет еще до 250 тысяч войска и все материальные средства для защиты не только Босфора, но и Дарданелл»[1341]. Как и фантазии английского премьера о 300-тысячной британской армии, это был блеф чистой воды. Тем не менее турки готовились к обороне и продолжали стягивать к Константинополю свои силы.

6 (18) марта «Таймс» писала, что под Константинополем ожидается появление «основной части из 44 000 солдат, эвакуированных из Шумлы, 14 000 — из Варны, помимо 16 000 египетских войск». О прибытии последних агентство Рейтер сообщило 19 (31) марта[1342]. Но какое конкретно количество войск прибыло? Об этом известий не поступало. В отношении войск из Шумлы тоже возникает вопрос. Еще в начале февраля турецкие офицеры из этой крепости уверяли английских корреспондентов, что реальная численность боеспособных войск там составляла около 10 тысяч человек[1343]. Через месяц, 6 (18) апреля, «Таймс» перепечатала новые данные о численности турецких сил, появившиеся в венских газетах. У Галлиполи, по сведениям Wiener Tageblatt, турки располагали 34 пехотными батальонами, 2 полками кавалерии и 8 батареями (48 орудий). Реально в строю находилось около 20 тысяч человек. Однако тень недостоверности на эти сообщения набрасывала другая, откровенно вымышленная информация газеты, будто бы «англичане высадили два или три отряда морской пехоты для охраны складов в Галлиполи». По данным венской Politishe Correspondenz, все совокупные силы турок на тот период составляли около 130 тысяч человек[1344].

Вместе с тем не исключено, что то количество турецких солдат под Константинополем, которое обозначил в своей записке Обручев по состоянию на середину марта 1878 г., было недалеко от истины. Если, конечно же, иметь в виду реально организованные и боеспособные силы.

Положения записки Обручева легли в основу телеграммы, направленной Александром II главнокомандующему 18 (30) марта и полученной в Сан-Стефано на следующий день в 14.40. К необходимости овладения Босфором императора фактически подтолкнул определившийся к тому времени провал миссии Игнатьева в Вене. Но опять этот порочный алгоритм: не решительные действия, совмещенные с переговорами, а сначала переговоры (уже запоздалые) — и только затем установка на решительные действия. Ресурс благоприятного времени в таких условиях исчезал окончательно. Для овладения Босфором, как заметили авторы из Военно-исторической комиссии, «все разрешалось, однако, с той существенной оговоркой, чтобы мероприятия Главнокомандующего не нарушили бы наших отношений к Англии и в особенности же к Турции»[1345]. Все та же неразрешимая, обрекавшая на бездействие «квадратура круга», только в новой редакции…

А за день до отправления этой депеши военный министр телеграфировал великому князю, что император «изволит находить необходимым, на случай занятия Босфора, перевезти из России орудия большого калибра, в особенности мортиры»[1346].

Несмотря на стремление побудить главнокомандующего к занятию Константинополя и Босфора, император только 17 (29) марта 1878 г. «изволил найти необходимым» послать в армию «орудия большого калибра». И вот 30 марта (11 апреля)… думаете, приступили к их погрузке? Ничего подобного. В этот день на совещании в Зимнем дворце по предложению Э. И. Тотлебена было решено «сделать распоряжение, чтобы нужные для защиты Босфора мортиры и мины были немедленно погружены на суда и держались в готовности к отплытию из наших портов по первому требованию»[1347]. Почти две недели — коту под хвост! Потрясающая «оперативность»! Правда, по приказу главнокомандующего в Галаце начали собирать орудия береговой и осадной артиллерии, захваченные у турок. Но только к 16 (28) апреля 40 орудий разного калибра были погружены на суда, а на следующий день «поступил приказ об отмене похода»[1348]. Тем временем особое значение приобретала проблема минного заграждения Босфора.