с духом гуманизма. Как вспоминала другая участница событий, она никогда не испытывала желания наказать японцев или попытаться научить их чему-нибудь. Она и ее коллеги считали своим долгом подготовить такой документ, который поможет создать более демократичную и эгалитарную Японию. Это было тем, чего желали и сами японцы, но они не могли получить этого от своих тогдашних руководителей.

После шести дней лихорадочной работы Уитни представил генералу МакАртуру проект совершенно новой конституции. Верховный командующий, очень довольный результатами работы, приказал Уитни раздать экземпляры так называемой Макартуровской конституции членам комитета Мацумото. Весьма символично, что это произошло 13 февраля (в Соединенных Штатах это было еще 12 февраля — день рождения Авраама Линкольна). Встреча носила напряженный характер. Японские представители «выглядели очевидно удивленными и смущенными» по поводу многих аспектов макартуровского проекта{329}. Император продолжал занимать трон, но он более не играл непосредственной роли в политическом процессе. Его особа более не являлась «священной и неприкосновенной», как это утверждалось в конституции 1889 г. Самая первая статья макартуровского проекта лишала хризантемный трон суверенитета и превращала монарха в «символ государства и единства народа, выводящий свое существование из желания народа, с которым разделяет суверенную власть»{330}. Впредь специфические политические обязанности императора должны ограничиваться чисто церемониальными функциями, но даже в этом случае он должен действовать «только по совету и одобрению со стороны кабинета».

Макартуровский проект также отделял синтоистскую церковь от государства, заявляя, что «ни одна религиозная организация не может получать никакие привилегии со стороны государства» и что «государство и его органы должны воздерживаться от религиозного образования или иной религиозной деятельности». Этот параграф представлял собой главный шаг на пути к лишению императора его божественности и облачению его в новые, светские одежды. Первый свой шаг к этой цели SCAP сделал 15 декабря 1945 г., издав декрет о лишении всех храмов государственной поддержки и запрещении «распространения доктрин синто в любом образовательном учреждении, существующем, полностью или частично, за счет общественных средств». Подобная практика, заявлял документ, превращала «учение и верования синто в милитаристскую и ультранационалистическую пропаганду, призванную вводить в заблуждение японский народ, которая вела к началу агрессивных воин»{331}.

Процесс превращения трона в гражданскую и церемониальную монархию продвинулся еще на шаг в первый день 1946 г., когда император направил средствам массовой информации свой рескрипт, ставший известным как Декларация о человеческой природе. Написана она была преимущественно по причине нажима со стороны GHQ. Документ сообщал японцам, что император не должен отныне считаться акицу-миками («воплощенным богом»). Роль этого эзотерического и темного выражения была весьма важной. Оно не означало, что император является живым сыном бога в западном понимании, но оно не отрицало его мифического и божественного происхождения от Солнечной богини Аматэрасу. Но, чтобы угодить SCAP, английский термин акицу-миками был неправильно переведен как «божественный»: «Связи между мной и моим народом всегда складывались на основе взаимного доверия и привязанности. Они не зависели только от легенд и мифов. Не зиждились они на ложной концепции, что император является божественной особой, что японцы превосходят все остальные расы и что им суждено править миром»{332}. Языковые неточности не особенно заботили SCAP, чиновники которого расценили рескрипт как императорское «отречение от божественности». Позже они подобным образом посчитали, что макартуровская конституция вбивает последний клин между троном и синто.

Кроме вопросов императорского суверенитета и его роли в послевоенной Японии, комитет Мацумото также высказал свое мнение по поводу статьи 9 — знаменитого «мирного параграфа». В своем окончательном виде статья 9 утверждала, что «японский народ навсегда отвергает войну как суверенное право нации и угрозу применения или применение оружия как средство разрешения международных конфликтов». Затем в ней говорилось, что «сухопутные, морские и военно-воздушные силы, равно как и другой военный потенциал, никогда не будут содержаться». Неизвестно, кто первый выдвинул идею мирного параграфа. Концепция, вероятно, исходила от самого МакАртура, хотя впоследствии Сидэхара заявлял, что это он предложил ее генералу во время встречи, состоявшейся в начале 1946 г. Но, независимо от происхождения идеи, ее присутствие в макартуровском проекте напугало членов комитета Мацумото, поскольку ни одно другое государство прежде никогда на уровне основного закона не отказывалась от войны как «суверенного права» нации.

Другие положения макартуровского проекта были менее шокирующими, но и они вносили значительные изменения в политическую систему Японии. Весьма последовательно документ GHQ утверждал принцип превосходства парламента. Он объявлялся «высшим органом государственной власти» и «единственным законодательным органом государства». Более того, новый «основной закон государства» сделал кабинет коллективно ответственным перед парламентом. В частности, он наделял парламент правом назначать премьер-министра и вводил положение, согласно которому и премьер, и все правительство должны уйти в отставку в случае, если парламент вынесет вотум недоверия. Далее конституция усиливала роль парламента путем запрещения любых непарламентских органов, таких, например, как Тайный совет, который прежде, вместе с кабинетом и парламентом, участвовал в формировании национальной политики.

Тридцать одна статья макартуровского проекта утверждала гражданские права японского населения. В частности, они должны были «гарантироваться» в качестве «вечных и нерушимых прав». То есть они считались абсолютными и не могли быть объектом ограничения со стороны закона, как это было предусмотрено в конституции 1889 г. и проекте Мацумото. Многие из них, такие как «право на жизнь, свободу и поиски счастья», были знакомы любому, кто изучал американскую конституционную систему. Одна статья утверждала «всеобщее избирательное право для совершеннолетних», в то время как другие обещали свободу собраний и прессы, утверждали, что ни один человек не может быть арестован «без немедленного предоставления ему права на защиту», и заявляли о том, что люди защищены в своих домах от несанкционированных обысков и конфискаций. Достаточно любопытным является то, что макартуровский проект был даже более либеральным, чем его американский прототип, поскольку он также гарантировал академическую свободу, свободное университетское образование, заботу об общественном здоровье и социальной безопасности, свободу выбора занятий, брак, основанный на взаимном согласии, право рабочих на организации и коллективные соглашения, а также право каждого на «поддержание минимального уровня здорового и культурного проживания».

Мацумото, встревоженный сутью представленного ему документа, вновь побежал за поддержкой к премьер-министру Сидэхара. Когда Уитни передал проект GHQ комитету, докладывал Мацумото, генерал недвусмысленно намекнул, что если японцы откажутся следовать принципам предложенного американцами документа, SCAP «не будет отвечать за то, что может произойти с императором». Под этим подразумевалось, что монарх предстанет перед судом как военный преступник{333}. Обдумать это Уитни предлагал незамедлительно, пока он со своими помощниками будет прогуливаться по саду, чтобы «насладиться немного вашим атомным