Нельзя, полагала Рич, чтобы кто-то позволял себе по-фрейдистски игнорировать женщин, считая это для себя «участком плохой видимости» (как при автомобильном движении) и одновременно говоря, что по другим вопросам его зрение безупречно; такое невежество искажает все остальное. Существует дилемма женского тела: «Я не знаю ни одной женщины, будь то девственница, мать, лесбиянка, замужняя или незамужняя женщина, зарабатывает ли она на жизнь, являясь домохозяйкой, либо подавая в кафе коктейли, либо сканируя мозг, – для которой собственное тело не являлось бы фундаментальной проблемой: его скрытое предназначение, способность к воспроизведению потомства, желания, так называемая фригидность, кровавая речь, молчание, изменения, увечья, насилие над ним и его созревание».

Вот предлагаемый А. Рич выход: «Восстановление права на владение собственным телом… мира, в котором каждая женщина руководит своим телом» как основы не только для рождения детей, но и для новых взглядов и смыслов, нового мира.

Для большинства американок, не относящихся к интеллектуалкам, вопрос был даже более насущным: как избавиться от голода, страданий, подчинения, унижений здесь и сейчас. Джонни Тиллмон писала в 1972 г.: «Я – женщина, чернокожая, неимущая, толстуха, женщина средних лет. И я живу на пособие… Я вырастила шестерых детей… Я выросла в Арканзасе… работала там 15 лет в прачечной…. переехала в Калифорнию… В 1963 г. я заболела и не смогла больше работать. Друзья помогли мне получить пособие…

Пособие сродни дорожной аварии. Она может случиться с каждым, но особенно часто происходит с женщинами. Поэтому пособие – это женский вопрос. В этой стране многих женщин – представительниц среднего класса беспокоит Освобождение Женщин. Для тех из нас, кто сидит на пособии, это вопрос выживания».

Дж. Тиллмон считала, что программы вспомоществования сродни «…сверхнеравноправному браку. Вы меняете мужчину на Мужчину… Мужчина отвечает за все… контролирует ваши деньги». Вместе с другими матерями, получавшими пособия, она создала Национальную организацию защиты прав получателей пособий. Эти женщины требовали, чтобы американкам оплачивали труд – работу по дому и воспитание детей. «Ни одна женщина не может считаться освобожденной, пока все женщины не поднимутся с колен».

В проблеме женщин было и средство для избавления от угнетения как их самих, так и кого бы то ни было вообще. В обществе контроль над американками был изобретательным и эффективным. Он не осуществлялся государством напрямую. Напротив, для этого использовался институт семьи: мужчины контролировали женщин, женщины – детей, и, таким образом, все были заняты друг другом, обращались друг к другу за поддержкой, обвиняли друг друга в неприятностях, совершали насилие друг над другом, когда что-то шло не так, как надо. Почему это нельзя было изменить? Могли ли женщины и дети освободиться, могли ли мужчины и женщины начать лучше понимать друг друга, найти источник общего угнетения, вместо того чтобы искать его друг в друге? Возможно, тогда и те, и другие смогли бы обнаружить сильные стороны собственных взаимоотношений, образовав миллионы очагов сопротивления. Они смогли бы осуществить революционные изменения в образе мышления и в поведении в той сфере замкнутой частной семейной жизни, на поддержку которой и рассчитывала система в деле контроля и внушения. И совместными усилиями, вместо того чтобы враждовать друг с другом, мужчины и женщины, родители и дети могли бы принять меры к изменению самого общества.

Это было время бунтов. И если восстание могло вспыхнуть в самой изысканной и сложной тюрьме – семье, было бы резонно ожидать мятежей и в самых жестоких и тривиальных тюрьмах, а именно в рамках пенитенциарной системы. В 60-х – начале 70-х гг. многократно возросло число таких бунтов. Они также приняли беспрецедентный политический характер и обрели жестокость классовой войны, кульминация которой имела место в тюрьме города Аттика (Нью-Йорк) в сентябре 1971 г.

Пенитенциарная система в США развивалась как попытка квакеров-реформаторов заменить традиционные наказания колониальных времен: нанесение увечий, виселицы и изгнание. Предполагалось, что тюремное заключение путем изоляции приведет к раскаянию и спасению души, но узники, находясь в таком одиночестве, сходили с ума и умирали. К середине XVIII в. пенитенциарная система основывалась на каторжном труде в сочетании с различными наказаниями: карцером, железным ошейником, одиночным заключением. Такой подход был сформулирован начальником тюрьмы в городе Оссининг (Нью-Йорк): «Чтобы изменить преступника, надо сначала сломить его волю». Этот подход и практиковался.

Чиновники пенитенциарной системы каждый год собирались на конференцию, чтобы поздравить друг друга с достигнутыми успехами. Президент Американской ассоциации исправительных учреждений, выступая в 1966 г. с ежегодным посланием, так описывал новое издание Руководства по исправительным стандартам: «Оно позволяет нам, если угодно, задержаться у врат исправительной Валгаллы с чувством гордости за отлично сделанную работу! Мы можем гордиться, мы можем чувствовать удовлетворение, мы можем быть довольны». Это было сказано в период целой череды наиболее крупных тюремных бунтов за всю историю страны.

Такие волнения случались всегда. В 20-х гг. они закончились подавлением мятежа в тюрьме города Клинтон (Нью-Йорк), где находились 1,6 тыс. осужденных; в результате было убито три человека. В 1950–1953 гг. в американских местах лишения свободы произошло более 50 крупных волнений. В начале 60-х гг. скованные цепями заключенные в Джорджии, работавшие на каменоломнях, использовали свои кувалды, чтобы ломать себе ноги, тем самым надеясь привлечь внимание к обстановке повседневной жестокости, в которой они существовали.

В калифорнийской тюрьме Сан-Квентин, где содержалось 4 тыс. заключенных, в конце 60-х гг. произошла целая серия выступлений: бунт на расовой почве в 1967 г., забастовка белых и чернокожих узников в начале 1968 г., из-за которой прекратилось практически все тюремное производство, вторая забастовка, имевшая место летом того же года.

Осенью 1970 г. заключенные захватили тюрьму в Куинсе на Лонг-Айленде (Нью-Йорк), взяли заложников и предъявили требования. Выбранный бунтовщиками для ведения переговоров комитет состоял из четырех чернокожих, одного пуэрториканца и одного белого; мятежники потребовали немедленно провести повторные слушания 47 дел по освобождению под залог, которые, как они считали, были примерами проявления расизма при принятии решений подобного рода. Судьи пришли, выдали разрешения на освобождение под залог, а в некоторых случаях сократили сроки содержания под стражей, и заложников отпустили. Но когда заключенные продолжили акцию, полиция взяла здание тюрьмы штурмом, используя слезоточивый газ и дубинки, и с бунтом было покончено.

Примерно в то же время, в ноябре 1970 г., в калифорнийской тюрьме Фолсом прекратились все работы, что стало началом самой продолжительной тюремной забастовки в истории Соединенных Штатов. Большинство из 2,4 тыс. заключенных продержались в своих камерах в течение 19 дней без еды, перед лицом угроз и шантажа. Забастовка была подавлена с использованием сочетания силы и обмана, и четырех узников отправили в другую тюрьму; в ходе 14-часовой перевозки они лежали на полу фургона обнаженными и закованными в цепи. Один из мятежников написал: «…возросло сознание… Семя было посеяно».