class="p1">Вот так так. Это было открытие поинтереснее объятий Махаар!

Встречаться с болваном Бардром и его присными Шаваху совершенно не хотелось — и некоторое время он прятался в темноте, ожидая, пока ночной патруль уберется восвояси, и двор вновь опустеет. Шарки и Радбуг тем временем успели пересечь открытое пространство и скрыться в дверях лекарской каморки… ладно, неважно, далеко они все равно не уйдут. Впрочем, и с Быгрыхом, и с Варшагом, и с прочими ухажерами Махаар можно было разобраться и потом, позже — перед Шавахом внезапно открылись возможности куда шире и заманчивее тех, что сулил ему грядущий Выбор. Ему выпал вполне реальный шанс отличиться перед Визгуном и даже заработать благосклонность Башни, а такой внезапной и удачной оказией пренебрегать определенно не следовало.

В окошке лекарской каморки теплился огонек. Шавах подкрался поближе и заглянул в щель между ставнями. Он почти ничего не видел, заметил лишь пробивающийся между створами странный голубоватый свет. Голубоватый — это не мог быть отсвет свечей или печки.

— Вот, — раздался голос Шарки. — Это — всё. Пока.

Вшивый мальчишка-ученик тоже был там:

— Нет, не всё. Это — волшебство…

— Невеликое, прямо скажем. Но я, кажется, сумел нащупать в чарах ошейника какую-то слабую точку… Да если бы этот дурень Гэндальф не подменил «эстель»…

— Тише…

Дальше Шавах вникать в происходящее не стал. Неслышно отступил в тень и ускользнул прочь — бесшумно, как истинный ночной тать.

43. Записка

На утренней зорьке кто-то громко и требовательно забарабанил кулаком в дверь.

— Эй, вы, там! Открывайте!

Гэдж испуганно вскочил.

Рассвет еще только занимался — в щели между ставнями просачивались робкие серенькие лучи. За дверью, на пороге, кто-то тяжело топтался, сопел, слышалось какое-то побрякивание, позвякивание, поскрипывание, и даже вроде бы пофыркивание мулов… Гэдж с тревогой оглянулся на Сарумана.

Тот тоже поднялся — и стоял в глубине горницы, бледный, как призрак. Лицо мага, худое, измятое, изрезанное тенями, казалось застывшей, посеревшей от времени и непогоды гримасой каменного надгробия.

За дверью кто-то вполголоса выругался.

— Не открывают, господин… Притихли…

Деревянная створа глухо сотряслась под ударами: кто-то неторопливо, с расстановкой три раза вломил по ней кулаком.

— Открывайте.

Голос был другой — чуть приглушенный, словно бы слегка пришепетывающий, но невероятно властный: сказано было негромко и спокойно, но так уверенно и повелительно, что сама мысль о неподчинении казалась неуместной, невообразимой, попросту невозможной. Гэджу стало не по себе: что-то страшное было там, за дверью, что-то неумолимое, глухо шепчущее, жаждущее войти, и жалкая деревянная створа не могла служить этой могучей силе преградой…

Саруман, стиснув зубы, решительно шагнул к порогу, снял засов и рывком распахнул дверь.

Перед ним стоял Черный Человек.

Он был в черном камзоле с серебряным шитьем, черном плаще, на голову его был накинут черный капюшон, и даже под капюшоном — там, где полагается быть лицу, — стояла чернота, холодная и непроглядная, как пещерный мрак. Гэджа окончательно охватил страх: в облике незнакомца как будто не было ничего особенно причудливого или угрожающего, но он внушал какое-то жуткое чувство, дурнотный трепет, болезненный озноб, обессиливающий и заползающий пальцами под одежду, как промозглый ноябрьский холод — хотелось попятиться, отойти подальше, съёжиться в комочек и обхватить колени руками, а еще лучше — вообще забиться под лавку…

Незнакомец повернул голову и что-то негромко сказал уруку, стоящему за его спиной — тот коротко кивнул и спустился с крыльца. В приоткрытую щель Гэджу видна была стоящая возле порога длинная телега с ребристыми боковинами; в ней на ворохе мешков и бочонков сидел сгорбленный «козявка», а другой держал под уздцы запряженных в телегу мулов. Урук что-то отрывисто рявкнул «козявкам» — и телега дрогнула, тронулась с места, покатила куда-то дальше по двору, грохоча деревянными колесами по брусчатке.

Незнакомец меж тем осмотрелся, мимоходом зацепившись взглядом за Гэджа — совсем ненадолго, на секунду, но странное желание превратиться в букашку и забиться под половицу у Гэджа не только не пропало, а усилилось во сто крат, — потом решительно шагнул вперед и присел на край ближайшей скамьи. Обратил мрачный взор-из-под-капюшона на Сарумана:

— Это тебя, старик, здесь называют Шарки?

— Да, — сказал Саруман: как-то беззвучно, одними губами.

— Мое имя — Кхамул. — Незнакомец ловко выудил из рукава желтоватый свиток с навешенной снизу круглой печатью. — Ты — грамотный, я надеюсь? — спросил он небрежно.

— Смотря в чем, — в тон ему отозвался Шарки.

Кхамул бросил на него быстрый странный взгляд, но ничего не сказал. Подал Саруману свиток.

— Читай.

Шарки развернул бумагу, пробежал её глазами. Лицо его по-прежнему было белым и застывшим, как маска из гипса.

Что там такое, в этом свитке? Приказ явиться на дознание в Башню? Повиниться во всем содеянном? Немедленно, не сходя с места, повеситься на дверной ручке? Гэдж, замерший в глубине комнаты, изнывал от тревоги, неизвестности и дурных предчувствий.

Саруман медленно свернул свиток и положил его на стол. Посмотрел на незваного гостя.

— И чего вы от меня хотите, господин, э-э… Кхамул?

Кхамул лениво закинул ногу на ногу, покрутил носком сапога.

— Мне нужно тебе это объяснять? — спокойно осведомился он.

— А вы пришли сюда лично только для того, чтобы давить меня, гм… авторитетом? Приказа было бы недостаточно?

Кхамул был непроницаем, как ледяная глыба.

— Не наглей, старик. Я полагал, что при личной встрече нам будет проще договориться. Я понимаю твои сомнения, дело все же небезопасное… Но ты прав: я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать отказы.

Саруман, опустив глаза, задумчиво перебирал в ладони кисточку шнурка, которым была подпоясана его серая хламида. О чем-то напряженно размышлял секунду-другую.

— И насколько дело серьезно?

— Этого я пока не могу сказать. Мы получили это письмо ночью. — Кхамул упёрся пальцем, затянутым в черную перчатку, в злосчастный свиток. — Мы как раз и хотим выяснить тяжесть создавшегося положения… с точки зрения знающего в этом человека. А у меня есть сведения, что ты невосприимчив к гнилой лихорадке.

— Вы хотите, чтобы я поехал туда?

— Мы не можем допустить, чтобы на Юге начался мор. Для Замка это будет грозить неприятными последствиями.

— Понимаю. И сколько у меня времени на сборы?

— Пара часов. Орки сейчас разгрузят обоз на складе и завернут сюда на обратном пути.

— А кто останется тут вместо меня?

Кхамул на секунду задержался взглядом на Гэдже:

— У тебя, кажется, есть ученик? Что ж, придется ему несколько дней поработать за двоих.

— И поэтому он, несомненно, будет получать двойной паек, — быстро сказал Саруман.

Гэджу показалось, будто чернота под капюшоном