из Крепости куда-то за болота выводит, хотя толком-то никто ничего не ведает, заброшено всё давным давно…

— А раньше, значит, было не заброшено?

— Говорят, Сам, Хозяин этим ходом пользовался… «Гуулы»-то, по-твоему, откуда вокруг Замка берутся?

— Откуда?

— Где-то у них там логово, на болотах — гнездо, где эти твари кучкуются и плодятся… Хозяин, бают, их поначалу намеренно разводил — для охраны: они-де сами по себе живут, каши за службу не просят.

— А теперь, выходит, «гуулы» и вовсе от Замка не зависимы?

Радбуг не ответил. Остановился и прислушался.

На ближайшей стене помаргивал факел — вверх от него вымпелом тянулась по камням чёрная полоса копоти.

— Да кто же его знает? — пробормотал Радбуг. — Где там сейчас концы найдешь…

Под факелом, в глубине подворотни, стояла темнота — глухая и плотная, как стена. И в этой темноте кто-то был, кто-то враждебный и настороженный, тот, чей пристальный взгляд обжигал ненавистью, точно кислотой. Радбуг, видимо, тоже это почувствовал.

Он отступил к стене, потянул мага за собой. Положил ладонь на рукоять кривого ножа, висевшего на поясе.

— Кто здесь? — спросил он спокойно. — Ты, Шавах? Выйди, покажись. Или тебе смелости хватает только за углом прятаться?

Темнота молчала. Смотрела по-прежнему угрюмо и тяжело. Радбуг снял со стены ближайший факел и, чуть помедлив, швырнул его в подворотню. Факел зашипел, шлепнувшись на камни, осветил нутро каменного тоннеля. Подворотня была пуста.

Показалось? — спросил себя Саруман. — Нам обоим? Да?

Впрочем, деваться было некуда — чтобы попасть «домой», ему все равно надо было пройти через эту угрюмую каменную кишку: его каморка находилась в соседнем дворе, а обходных путей он не знал, да и вряд ли где-то в неизведанных закоулках Крепости сейчас могло быть безопаснее. Радбуг, видимо, это тоже понимал… Они шли осторожно, чуть ли не крадучись, прячась в полумраке, прижимаясь к стене. Радбуг по-прежнему держал ладонь на рукояти ножа, но от внезапного нападения это жалкое оружие могло бы послужить защитой не лучшей, чем деревянная зубочистка. У Сарумана и того не имелось… Впрочем, подворотня действительно была пуста, лишь под стеной, неподалеку от выхода, что-то беспомощно возилось, жалобно попискивая.

Крыса.

Она была еще жива, но череп её, размозженный не то брошенным камнем, не то метким пинком, не оставлял ей никаких шансов, лапки её подергивались в агонии, глазки-бусинки заволоклись мутной пленкой, голый розовый хвост бессильно вился в пыли.

Радбуг на секунду остановился. Пробормотал под нос:

— Значит, он тут действительно был…

Он отвлекся на эту несчастную крысу всего на мгновение. Но этого оказалось достаточно, чтобы темнота всколыхнулась — и тот, кто, выжидая своего часа, прятался за углом подворотни, успел метнуть нож ему в спину.

Шарки этого даже не видел — почувствовал: ощущение опасности в последние минуты обострилось в нем до предела. Ничего не было — ни шума, ни сотрясения воздуха, ни тихого посвиста летящего ножа, — но в нем точно лопнула натянутая струна.

Всё произошло очень быстро.

Саруман даже не успел ни о чем подумать, некогда было думать, разбирать происходящее по косточкам, прислушиваться ко вдруг проснувшемуся чутью и проницать взором мрак, рука его взметнулась в воздух сама собой.

— Thando!

И нож не поразил цель.

Точно наткнувшись на невидимый щит, он взвился к потолку и, отброшенный неведомой силой, со звяканьем упал на камни чуть в отдалении. Это была победа — совершенно внезапная, крохотная и нечаянная, и Саруман даже не успел её толком почувствовать.

Ошейник тут же сжался стальной петлей и стиснул ему горло.

Воздух кончился. Раскаленный штырь вонзился в затылок, и в глазах волшебника потемнело — проклятый ошейник не одобрял резких движений, тем более магических, и нарушителя ждала немедленная кара. Шарки сделал несколько шагов вперед, ничего не видя, точно слепой, потом ноги его подогнулись…

…Кто-то встревоженно тряс его за плечо.

— Шарки! Шарки! Он в тебя попал?

Саруман обнаружил, что сидит, привалившись спиной к стене. Над ним склонился Радбуг с факелом в руке, и физиономия орка была побледневшей и перекошенной от волнения. На ладони его лежал нож, поднятый с мостовой — обычный метательный ножик без гарды, с остро заточенным лезвием и плоской костяной рукоятью.

Ошейник слегка ослабил хватку, но голову все еще сжимал раскаленный обруч, и Саруману казалось, что она вот-вот лопнет, как гнилой помидор… Он тяжело перевел дух, втянул воздух в лёгкие судорожно и с усилием, точно спасительное лекарство.

— Н-нет… Ошейник…

— Ошейник? — в замешательстве пробормотал Радбуг. — При чем тут… ошейник?

Действительно — при чем? Никаких причин ни с того ни с сего проявлять свой мерзкий нрав у ошейника явно не было: сбегать пленник не собирался, на охрану не нападал, от орков далеко не отходил. Просто, видишь ли, дружище, я не хотел, чтобы тебе меж лопаток воткнулся нож, и — нечаянно! — отбросил его воздушным щитом. А эта штука не терпит попыток в волшебство. Ну да. Радбуг явно ничего не заметил, и посвящать его во все эти странности и тонкости вряд ли стоило.

— Кто это был? — хрипло спросил Шарки. — Там, за углом? Шавах?

Он невольно зацепился взглядом за большой розовый цветок, вплетенный в уруш, подаренный Радбугу Навахой, — венок всё ещё красовался у орка на груди, странно яркий и неуместный символ праздника в этом опасном ночном мире бросающихся ножами подворотен. А ведь знак любви и внимания для мучимого завистью ревнивца — все равно что вызывающая красная тряпка для разъяренного бойцового быка… Свой уруш из невзрачных болотных цветочков Саруман мимоходом обронил где-то в закоулках темных дворов и сейчас мог только вяло этому порадоваться.

Ему отчаянно хотелось порадоваться хоть чему-то.

— Я никого не видел, — буркнул Радбуг. — Этот гад исчез, прежде чем я успел до него добраться. Но, наверное, Шавах… Кто еще может швырнуть нож из-за угла и удрать, как шакал?

— По-твоему, он удрал?

— Похоже на то. Стража всполошилась…

Действительно: откуда-то из-за угла подворотни доносились чьи-то шаги, хриплые голоса, побряцивание оружия. Замелькали на серых стенах отсветы факелов. В проеме выросла квадратная фигура орка в кожаных доспехах, вооруженного широким мечом-фальшионом и небольшой секирой, за его спиной маячили двое-трое его соратников с короткими копьями в руках.

— Хей, вы! Что тут за возня?

Радбуг обернулся.

— Здорово, Бардр.

Бардр был клыкастый, широкоплечий и рыжеватый — поскольку основательная часть северян отправилась сегодня праздновать на Кохарран, на дежурстве оставались преимущественно орки из Восточного племени, и Бардра, видимо, по такому случаю произвели в капитаны внезапно. Он ещё не совсем освоился с новой и непривычной для него ролью,