котором мечтал Ордин-Нащокин и который объединил бы в своих руках центральное управление торгово-промышленным населением, и окончательно изъять торгово-промышленное население из ведения воевод, освободив его от воеводской юрисдикции. Это он и сделал реформой 1699 г.

Сама действительность конца 90-х годов подводила его к этому шагу. После завоевания Азова стало на очередь сооружение большого черноморского флота. Это сооружение как повинность постройки кораблей кумпанствами было возложено на крупное землевладение и на торгово-промышленное население. Упавшая на торгово-промышленных людей повинность постройки 12 кораблей их общими средствами даже без деления их на кумпанства[1049], как подразделялись землевладельцы, несомненно должна была содействовать их объединению, создавая для всех них общие интересы и заботы и ставя их под единое общее руководство и управление. Всем этим делом стали заправлять выборные московские гости, организовавшиеся в виде особого учреждения под названием «Корабельная палата»[1050]. Все торгово-промышленные люди, объединенные под руководством Корабельной палаты, независимо от приказов, по которым разбивалось в центре управление городами, разве это не близко уже к объединенному торгово-промышленному населению, изъятому из ведомства дробивших его ранее приказов и поставленному под управление Бурмистерской палаты, каким оно выходило из реформы 1699 г.? Эта же тяжелая корабельная повинность могла дать и вообще толчок к принятию мер, направленных к подъему благосостояния городов в интересах казны. Таково было положение дела к тому моменту, когда Петр уезжал за границу. С собой он увозил туда повышенный интерес к устройству города; это устройство было для него вопросом, который невольно должен был направлять его внимание на устройство города в чужих краях.

Городские управления западноевропейских городов, начиная с Риги, затем в Митаве, в немецких и голландских городах, особенно в Амстердаме, не могли при таком повышенном интересе ускользнуть от его взгляда. От него не могли укрыться черты той самостоятельности, которой пользовались западноевропейские города, эти автономные ратуши и магистраты с выборными — важными и почтенными бургомистрами. Типом такого городского сановника-бургомистра мог быть для него столь сблизившийся с ним в Голландии амстердамский бургомистр Николай Витзен, который мог посвятить царя в некоторые подробности устройства городского управления в Амстердаме. Можно думать, что в тогдашнем московском обществе были люди, склонные приписывать введение городских учреждений 1699 г. именно голландскому влиянию. Не случайно Желябужский в своих «Записках», рассказывая о выборе в Москве бурмистров, называет Московскую бурмистерскую палату «статами»[1051], употребляя, может быть, и довольно путано и некстати, термин, применявшийся тогда к обозначению голландского государственного устройства. Что мысль Петра во время заграничной поездки или вскоре по возвращении из-за границы была занята вопросом о городском устройстве, видно из поручения, данного русскому уполномоченному на Карловицком конгрессе П. Б. Возницыну, добыть в Вене сведения о Магдебургском праве и об устройстве городского управления в Вене. Об этом поручении, как и о ходе его исполнения, мы узнаем из любопытной переписки П. Б. Возницына, находившегося в Карловице, с подьячим Михайлой Волковым, оставленным им в Вене при посольском доме. Так, в письме от 16 декабря, изложенном в виде шести статей, в которых предписывалось Волкову добыть через переводчика Стиллу роспись всем военным и гражданским чинам, разузнать о церемониях при приеме испанских и французских послов, об устройстве в цесарских землях придворной и других аптек и о положении медицинского персонала, в статье шестой читаем: «Списать право магдебурское, которым судятся и весь порядок свой управляют мещаня и которым венские мещаня управляются; хотя те артикулы и купить, буде печатные есть, а будет нет, велеть написать. И о том поговорить Стилле, чтоб он то все до моего приезду учинил, а ему за то заплачено будет»[1052]. Устройством аптек и положением медицинского персонала Возницын мог интересоваться лично, потому что осенью 1693 г. был назначен заведующим Аптекарским приказом; сведения же о военных и гражданских чинах, о дипломатических церемониях и о городском управлении добывал, конечно, по поручению Петра. Возможно, что сам Петр непосредственно дал ему такое поручение еще за границей или уже из Москвы в одном из писем к нему. Возможно, что желание иметь Магдебургское право и сведения о венском городском устройстве было передано П. Б. Возницыну его братом Артемием Возницыным, дьяком Разряда того приказа, в котором, как скоро увидим, сосредоточивалось все дело о проведении городской реформы, причем именно Артемий скреплял бумаги по этому делу и стоял, следовательно, к нему особенно близко[1053]. Материалы, добытые Возницыным, о приготовлении которых шла речь в его переписке с Волковым в течение декабря 1698 и января 1699 гг., не поспели в Москву в срок, опоздали к изданию указов о городской реформе 30 января и не могли оказать на эти указы никакого влияния. Самое большее, что они могли быть приняты во внимание впоследствии, при проведении дальнейших стадий реформы. Но все же эти старания достать за границей образцы городского устройства свидетельствуют о том интересе, который проявлялся тогда к вопросу о городском устройстве и к его заграничным образцам.

XXXVI. Указы 30 января 1699 г. Степень участия Петра в их составлении

Начальным моментом реформы следует считать указы 30 января 1699 г. Процесс ее генезиса, предшествовавший этим указам, остается для нас скрытым. Стоит прежде всего обратить внимание на одно, по-видимому, случайное обстоятельство в издании этих указов: они появились в понедельник 30 января, ровно через неделю после указа о гербовом сборе, изданного, как мы знаем, в понедельник же 23 января. Отсюда возникает предположение, не был ли этот день недели в то время назначен для докладов и законодательства по финансовым делам. Необычайна и самая внешняя форма этих законодательных актов, указа о гербовой бумаге, с одной стороны, и указов о городской реформе — с другой. Все эти указы, написанные, как вообще писались именные указы, были закреплены не одним, как это было обыкновенно, а несколькими думными дьяками, а именно: указ о гербовой бумаге семью[1054], а из указов 30 января первый о выборе московских бурмистров — пятью: Никитой Зотовым, Емельяном Украинцевым, Протасьем Никифоровым, Автономом Ивановым, Гаврилой Деревниным, а второй о выборе бурмистров по городам — семью, еще, кроме только что перечисленных, Любимом Домниным и Андреем Виниусом[1055]. Такое новшество не следует ли рассматривать как переходный момент в развитии внешней формы законодательных актов? Раньше царь собственноручно не подписывал указов; именные, т. е. лично им издаваемые, указы, будучи с его слов записаны, скреплялись подписью думного дьяка; впоследствии Петр такие именные указы, от него лично исходившие, станет подписывать своим именем, подобно тому как это делали западноевропейские государи. Вот почему и можно предполагать, что