Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, у русских понятие «тепло» несет в себе много позитивных эмоций. Отношения между людьми могут быть теплыми и холодными, слова, которые мы говорим и пишем, тоже. Образ счастливой жизни у многих из нас связан с теплом: теплой погодой, теплым домом, теплыми отношениями… При этом холод мы тоже по-своему любим. И Пушкин тут с нами (вернее, мы – с Пушкиным): «Здоровью моему полезен русский холод», «Мороз и солнце, день чудесный!» Я думаю, что любим мы не столько холод как таковой, как зиму: красоту снега, чистоту льда… Да, бывает приятно вдохнуть утренний свежий, морозный (но не слишком!) воздух, но при всей поэтической любви к холоду мы все-таки ждем весны, весеннего тепла. И радуемся ему как пробуждению всего живого, как началу новой жизни! И страны «вечного лета» мы тоже и воспеваем, и включаем в свои образы счастливой, беззаботной жизни. Даже на религиозном – христианском – уровне: тепло – это хорошо. В Раю – тепло, это вечно цветущий сад, а в Аду либо нестерпимый жар, либо леденящий холод. Летом живется легче: и отопление не нужно, и одежда легкая и обувь, и много важных дел, которые зимой просто невозможны или затруднены, можно переделать. Тепло – это все-таки настоящее благо: тепла вам, в том числе душевного!
Я был бы не я, если бы на этом завершил свои рассуждения о тепле. Погода, климат, поэтическое видение – это прекрасно! Но есть и нечто не менее увлекательное и практически значимое. Я имею в виду тайну наших ощущений тепла и холода. Почему – тайну? Ну, хотя бы потому, что большинство из нас – я в том числе на протяжении большей части жизни – не можем объяснить обыденные вещи. Например: почему железяка нами ощущается как холодная, а, скажем, деревяшка – теплая или нейтральная, несмотря на то что они лежат рядом и обладают одной и той же комнатной температурой? Как же устроено наше тепловосприятие и терморегуляция? Я в этом когда-то разобрался и хочу поделиться этим небесполезными знаниями. В далекие и прекрасные времена писались и издавались научно-популярные книги. Сейчас они тоже пишутся и издаются, но их, кажется, называют «нон-фикшн» – «непридуманное». Не буду по этому поводу ворчать, а воспользуюсь информацией, почерпнутой из разных источников, в том числе из научно-популярной книжки «Природа наших ощущений» (Шостак, 1983), хотя кое-что из того, что в этой книге сказано, уже устарело.
Остатков сведений, полученных еще в школе, каждому из нас хватает для того, чтобы знать о существовании различных кожных рецепторов. Одни реагируют на прикосновение, давление, уколы, порезы и т. д., другие – на температуру. Те рецепторы на кончиках ушей, с помощью которых Шерлок Холмс якобы видел происходящее у него за спиной, не существуют. Холмс просто троллил доктора Ватсона, но миссис Хадсон вовремя его разоблачила, пояснив, что Холмс пользуется отражением в хромированном кофейнике, стоящем на столе.
Рецепторы, реагирующие на температуру, удалось достоверно выявить совсем недавно. В 1997 году выявлен рецептор, названный TRPV1, «отвечающий» за тепло, а в 2002 году – рецептор TRPM8, «отвечающий» за холод. До этого времени эти роли с оговорками приписывали так называемым тельцам Руффини и колбам Краузе. Ранее было установлено, что рецепторов холода на всей поверхности тела около 250 тысяч, а рецепторов тепла – 30 тысяч.
Наши тепловые ощущения мы описываем, охватывая широкую гамму оттенков: «очень холодно», «холодно», «прохладно», «нейтрально», «тепло», «горячо», «жарко», «нестерпимо горячо» и т. д. Запредельные (порог индивидуален) ощущения холода и тепла переходят в ощущение боли. Установлен диапазон внутрикожных температур, за пределами которого температуры воспринимаются как боль (свыше +44,5 °C) либо снижают чувствительность (ниже +10 °C). Последний факт обеспечивает возможность местной анестезии путем заморозки. Выяснено также, что подкожная температура человеческого тела неравномерна: в разных частях тела она разная. Чувствительность наших рецепторов к изменениям температуры чрезвычайно высока. В литературе приводятся отличающиеся данные, но в любом случае мы реагируем, как минимум, на десятые доли градуса. Установлено, что рецепторы, посылающие импульсы по нервным волокнам в головной и спинной мозг, изменяют частоту передачи сигналов в зависимости от регистрируемой температуры, в этом и состоит тот «язык», с помощью которого рецептор сообщает информацию центральной нервной системе, мозгу. Но частота изменяется не только в зависимости от температуры, но и от скорости (интенсивности) и направления того теплового потока, в котором оказывается внутрикожный рецептор. Именно в этом и состоит эффект восприятия железяки как холодной, а деревяшки – как теплой, поскольку интенсивность теплового потока зависит от теплопроводности предмета, к которому мы прикоснулись. Так, прикасаясь к металлическому предмету, имеющему комнатную (скажем, +20 °C) температуру, мы своим телом начинаем его нагревать, и, поскольку у металла высокая теплопроводность, поток тепла от нас к железяке – интенсивный; если же мы прикасаемся к «деревяшке» той же температуры, то, вследствие ее низкой теплопроводности, мы хоть ее и тоже нагреваем, но менее интенсивно. Разница в интенсивности потока, идущего от нас к железяке и от нас к деревяшке (имеющим одинаковую комнатную температуру), воспринимается нами как разница температур, которой в действительности нет.
Треугольник
Большинство людей учились в школе, изучали геометрию, поэтому у каждого и в памяти и в сердце есть местечко, где живут треугольники. Почти все легко вспомнят (я, по крайней мере, зачем-то помню) признаки равенства треугольников, признаки подобия, теорему Пифагора, формулу вычисления площади треугольника. Мы помним про прямоугольный, равнобедренный, равносторонний, а совсем продвинутые еще и про сферический треугольник. Невозможно, мне кажется, забыть, что «сумма углов плоского треугольника равна 180°».
Треугольник вошел в устойчивые выражения: Бермудский треугольник, треугольник Паскаля, фрактальный треугольник. Последний – очаровательная фигура, которую легко построить самому, пририсовывая в центре каждой стороны равностороннего треугольника новый равносторонний треугольник с длиной стороны, равной одной трети исходного, и так продолжать до бесконечности. Получится очаровательная мохнатая снежинка:
А если двигаться внутрь, то можно построить другой популярный фрактал: треугольник Серпинского.
«Треугольник – жесткая фигура» – это свойство и это утверждение очень важны для