— А кто он и в чем провинился? — перебил с любопытством принц.

— Это один из самых ярых врагов его величества. Он даже ослушник королевской воли. По своей обязанности я ездил к нему, чтобы получить три тысячи фунтов стерлингов, просимых у него королем в виде ссуды на личные нужды его величества, собиравшего средства на свою оборону. Мне не только в грубой форме было отказано в этой ссуде, обязательной для каждого верноподданного, но я чуть не был разорван в клочья громадной толпой его односельчан, которые окружили меня со всех сторон, чтобы защитить от воображаемой обиды своего единомышленника и потатчика их мятежного настроения. По-моему, все это является достаточным основанием для того, чтобы задержать этого человека и всех, которые с ним, — заключил лукавый советчик.

Будь это на двенадцать месяцев позже, когда принцу Руперту уже удалось в достаточной степени развратить английский народ и приучить его ко всяким правонарушениям, этот безнравственный человек не задумался бы последовать совету своего соблазнителя, но на второй день после сдачи ему Бристоля он счел это слишком рискованной забавой. Еще немного поразмыслив, он решительным тоном сказал:

— Нет, полковник, лучше оставим это. Пусть птички летят, куда хотят. Утешимся надеждой на новое свидание с ними в будущем. Вы знаете, куда они отправляются?

— Кажется, знаю, ваше высочество. А если ошибаюсь, могу узнать.

— Ну, вот и отлично. Когда мы приведем в порядок страну, — а это случится, наверное, скоро, — тогда вы поведете меня туда. Пока же пусть они от нас прячутся, — с новым циничным смехом добавил он, перемешивая, по своему обыкновению, английские слова с немецкими.

Никто не слышал этой беседы, веденной вполголоса, кроме Реджинальда Тревора, да и до его слуха доносились лишь отдельные слова, но их было достаточно для того, чтобы он не оставался в сомнении относительно будущности, которую готовил Веге Поуэль ее новый высокий поклонник. Он понял это, и новое горькое чувство закралось в его сердце. Несмотря на свою развращенность, Реджинальд все-таки искренне любил Вегу и желал бы видеть ее своей женой, а не любовницей немецкого принца.

Глава XXIII

РЕКОГНОСЦИРОВКА

На высшей точке области Динского леса находится странного вида утес, известный под названием Бекстона (Козлиного Камня). Это — обращенная вниз пирамида, основание которой, в пятнадцать футов диаметром, обращено вверх, а вершина гораздо меньшего размера покоится на другом утесе с ровной четырехугольной поверхностью. Издали кажется, что оба эти утеса срослись, но вблизи ясно видно, что верхний еле касается своей острою оконечностью второго, являясь, таким образом, подвижным камнем. Многие пробовали свою силу, стараясь свалить стоящую на вершине пирамиду, но сделать этого пока никому не удалось, хотя все были готовы поклясться, что она движется и вот-вот свалится в бездну. Много связано с этим камнем всевозможных легенд. Одни приписывают странному камню искусственное происхождение, другие — сверхъестественное. Но геологи дают очень простое объяснение неправильным наслоениям песчаных масс, сначала мягких, а затем постепенно отвердевших.

С Козлиного Камня открывается одна из прекраснейших панорам. Куда бы ни обратился взор, он всюду увидит оттуда живописнейшие картины природы, оживленные разбросанными там и сям городами и селами. На востоке, юго-востоке и юге красуются в своих зеленых окрестностях города Глостер, Соммерсет и Девон, а среди них вздымаются горные высоты — Костсуольдские и Мендипские. Тут же, мимо городов и поселков, извивается широкая лента реки Северны, постепенно в своем беге все более и более суживающаяся, пока наконец стремительным водоворотом не ввергается в море.

В один ясный вечер в конце лета на Бекстон поднялись двое мужчин, оба в форме и с отличиями полковников парламентской армии. Это были полковник Массей, военный губернатор Глостера, и сэр Ричард Уольвейн. На шляпе последнего сверкала на черной бархатной ленте вышитая золотом королевская корона, проткнутая шпагою — эмблема открытых приверженцев парламента. Эта многозначительная эмблема была вышита руками Сабрины Поуэль.

Со дня, описанного нами в предыдущей главе, прошло больше месяца. За это время произошло много новых кровавых событий. При Марстон-Муре роялисты, с принцем Рупертом во главе, понесли очень тяжелое поражение после целого ряда других более мелких неудач. Вообще битва при Марстон-Муре многое изменила. Весь Дин-Форест был очищен от королевских мародеров, так долго державших в страхе и трепете эту богатую область. Полковник Массей, человек в высшей степени энергичный и храбрый, в свою очередь нанес этим грабителям сильный удар при Бечлее, далеко отбросив отряды сэра Джона Уинтора, принявшиеся было укреплять переправу через Северну. Это произошло всего три дня назад, а теперь неутомимый и предприимчивый полководец задумал обрушиться на Монмаутс.

Мысль эта была внушена Массею тем самым человеком, который сопровождал его к Бекстону, а разожгла ее одна молодая девушка, которая, вся в слезах, на коленях умоляла его взять Монмаутс. Эта девушка была Вега Поуэль. До нее дошел слух, что в Монмаутской крепости содержится в плену тяжелораненый капитан Юстес Тревор, и она дрожала за его драгоценную для нее жизнь. Каждая минута промедления с освобождением Юстеса казалась ей вечностью. Ведь в то время был в полном ходу закон, допускавший ссылку в отдаленные места, продажу в рабство и даже резню пленных.

К счастью для молодой девушки, собственные желания Массея совпадали с ее стремлениями. Монмаутс был острой занозой для него, и он давно уже хотел бы устранить ей, но до сих пор не мог. Недавно он справился с Лиднеем, тоже сильно мозолившим ему глаза; кроме того, совершил немало и других подвигов. Может быть, ему теперь посчастливится взять и Монмаутс. Если же не удастся взять город приступом, можно будет обложить его со всех сторон. Это стоило целого года полевых военных действий, потому что как только падет Монмаутс, рухнет последняя опора роялистов во всей области и в ней больше уж не раздастся клич: «За короля!»

С Бекстона был виден, точно на ладони, весь Монмаутс. Массей вынул из кармана подзорную трубу, раздвинул ее и стал водить ею по опоясывавшим город укреплениям, по воротам, выходившим в эту сторону, и по дорогам, разбегавшимся от Монмаутса по всем направлениям. Наконец он передал трубу сэру Ричарду и спросил: