— Является ли звонящий полицейским?

— Является, — сказал Клинг.

— Ваше имя, пожалуйста.

— Бертрам А. Клинг.

— Звание и номер значка, пожалуйста?

— Детектив третьего класса, 74579.

— А вторая сторона?

— Эйлин Берк.

Пауза.

— Это шутка? — спросила женщина.

— Шутка? Почему шутка?

— Она звонила десять минут назад, просила ваш номер.

— Мы вместе работаем над одним делом, — сказал Клинг, сам не понимая, почему лжет.

— Она вам позвонила?

— Да, она мне позвонила.

— Так почему вы не спросили у нее домашний номер?

— Забыл, — сказал Клинг.

— Здесь вам не служба знакомств, — проворчала женщина.

— Я же сказал вам, что мы вместе работаем над делом, — сказал Клинг.

— Конечно, — сказала женщина. — Ладно, подождите, я поищу.

Клинг стал ждать. Сейчас она ищет его имя в компьютере, проверяет, действительно ли он полицейский. Он посмотрел в окно. Снег сыпал гуще. Ну сколько же можно-то?

— Алло? — сказала женщина.

— Я все еще здесь, — сказал Клинг.

— Компьютеры зависли, пришлось искать вручную.

— Ну что, я настоящий коп? — спросил Клинг.

— Кто вас теперь разберет? — ответила женщина. — Диктую номер, записывайте.

Он записал номер, поблагодарил и нажал на рычаг телефона. Затем отпустил рычаг, услышал гудок, уже собрался набрать, но замер в нерешительности. «Чего я тут начинаю? — подумал он. — Я не хочу ничего начинать. Я не готов ничего начинать». И опустил трубку на рычаг.

Содержимое банковской ячейки оказалось очень интересным. Как начал наконец понимать Браун, торговля драгоценными камнями для Эдельмана была не более чем хобби по сравнению с тем, что представлялось его настоящим бизнесом — накоплением недвижимости в различных зарубежных странах. Сделки на землю, дома и офисные здания в таких разных странах, как Италия, Франция, Испания, Португалия и Великобритания, судя по датам на договорах, он начал заключать пять лет назад, а последняя была подписана совсем недавно. В одном только июле прошлого года Эдельман приобрел сорок тысяч квадратных метров земли в местечке под названием Порто-Санто-Стефано за двести миллионов итальянских лир. Браун не знал, где находилось это Порто-Санто-Стефано. Он также не знал, сколько стоили полгода назад итальянские лиры. Просмотрев финансовую страницу утренней газеты, он выяснил, что на сегодня обменный курс составил сто лир за двенадцать долларов США. Браун не имел понятия о колебаниях валютного курса за последние шесть месяцев; если исходить из текущего курса, Эдельман заплатил за землю что-то около двухсот сорока тысяч долларов.

Все это хорошо, думал Браун. Человек желает прикупить большую оливковую рощу в Италии, ну и замечательно, закон не против. Но где погашенный чек в долларах США или итальянских лирах на сумму этой сделки, закрытой в Риме восьмого июля прошлого года? Двести сорок тысяч долларов — даже больше, если учесть юридические и налоговые издержки, — перешли из рук в руки в июле прошлого года.

А откуда они пришли, эти двести сорок тысяч?

Клинг продолжал ходить по комнате. Он должен перед ней извиниться. Или нет? «Какого черта!» — подумал он, вернулся к телефону и набрал ее номер.

— Алло? — Ее голос был тихим и как будто заплаканным.

— Это Берт, — сказал он.

— Привет, — сказала она. Тот же заплаканный голос.

— Берт Клинг, — сказал он.

— Я поняла.

— Извини меня. Я не хотел на тебя кричать.

— Ничего, — сказала она.

— Мне правда очень жаль, что так вышло.

— Ничего, — повторила она.

Они помолчали.

— Ну… как ты? — наконец спросил он.

— Нормально вроде, — сказала она.

Еще помолчали.

— У тебя дома холодно? — спросила она.

— Нет, тепло и уютно.

— А я тут мерзну, — сказала она. — Завтра первым делом позвоню в управление омбудсмена. Отопление ведь не должны отключать так рано, да?

— По-моему, отключают в одиннадцать.

— А уже одиннадцать?

— Уже почти полночь.

— Еще один день, еще один зря потраченный доллар, — сказала Эйлин и вздохнула. — В любом случае они ведь не должны отключать его полностью?

— До семнадцати градусов, кажется.

— А радиаторы у меня ледяные. Я лежу под четырьмя одеялами.

— Тебе нужно купить одеяло с электроподогревом, — сказал Клинг.

— Я их боюсь. Вдруг загорится или еще что-нибудь…

— Нет, нет, они очень безопасные.

— А у тебя есть электрическое одеяло?

— Нет. Но мне говорили, что они очень безопасны.

— Или стукнет током, — сказала она.

— Ну… — сказал он. — Я просто хотел убедиться, что ты в порядке. Я прошу прощения, что…

— Я тоже. — Она помолчала. — Мы разговариваем как в сцене «Ты меня извини — нет, ты меня извини», да?

— Наверное.

— Да, как в той сцене, — сказала она.

Снова тишина.

— Ну, — сказал он, — поздно уже, не хочу тебя задерживать…

— Нет, погоди, — сказала она.

Опять тишина.

— Ну… поздно уже, не хочу…

— Нет, погоди… Поговори со мной.

Несколько часов Браун штудировал цены в договорах о покупке недвижимости, пересчитывал французские франки, испанские песеты, португальские эскудо и британские фунты в доллары США и пришел к выводу, что наличные сделки Эдельмана за прошедшие пять лет составили сумму в четыре миллиона долларов. Однако банковские переводы, покупки и продажи, подтвержденные чеками и последующими вкладами, за тот же период времени составили около одного миллиона двухсот семидесяти пяти тысяч. Получалось, что почти три миллиона долларов пришли неизвестно откуда — и не указаны в налоговых декларациях.

Частые поездки в Цюрих — пять только в прошлом году — вдруг обрели смысл, тем более что единственными расходами, связанными с ними, были еда и проживание в гостиницах. Эдельман, судя по всему, ездил туда не по делам своей торговли, во всяком случае, не по делам своей торговли драгоценными камнями. Тогда зачем он туда ездил? И почему за этими поездками неизменно следовали другие, в различные города Европы? Его маршруты, основываясь на чеках из каждого города, похоже, всегда были одними и теми же: Амстердам, Цюрих, Париж, Лондон, иногда Лиссабон. Браун предположил, что поездки Эдельмана в Цюрих были вызваны не столько желанием посетить Альпы, сколько необходимостью посетить свои банковские вклады.