— Скупая недвижимость за границей?

— Да, — кивнул Браун.

— Думаешь, именно для этого были припасены деньги в сейфе?

— Да, к его следующей поездке.

— Есть догадки, когда он туда собирался?

— Его жена сказала — в следующем месяце.

— Значит, он припрятал деньги до той поры, да?

— Похоже на то, — кивнул Браун.

— Где он взял сразу триста штук? — спросил Бернс.

— Может, и не сразу, — сказал Клинг.

— Может, он собрал их за какой-то период времени. Скажем, возвращается из Голландии с пакетом алмазов, спрятанным в детской игрушке, а потом потихоньку распродает. Шестьдесят кусков здесь, пятьдесят тысяч там, складывает в сейф…

— А потом едет в Цюрих, чтобы положить деньги на счет в швейцарском банке, — сказал Браун.

— И копит, пока не будет готов прикупить либо еще драгоценных камней, либо очередную недвижимость, — сказал Клинг.

— Логично, — сказал Бернс. — Но как это связано с двумя другими убийствами?

— Тремя, если считать Джудит Квадрадо.

— Ее зарезали, — указал Бернс. — По-моему, совсем другой почерк. Давайте сосредоточимся на убитых тридцать восьмым калибром. Есть идеи?

— Ну, есть одно соображение, — сказал Карелла.

— Какое?

— Мы не можем найти никаких других связей, кроме той, что между Лопесом и Андерсон. И даже эта связь… — Карелла покачал головой. — Мелочовка, Пит. Лопес имел горстку клиентов, девчонка, может, и снабжала его, но… Сколько она поставляла? Максимум унцию в неделю? Даже с учетом того, что она продавала актерам в театре, цифры получаются совсем небольшие. Зачем кому-то убивать ее? Или Лопеса? Где мотив?

— Может быть, это все-таки сумасшедший, — вздохнул Бернс.

Детективы молчали.

— Если это сумасшедший, — продолжил Бернс, — нам остается лишь ждать следующего убийства. Когда он пришьет какую-нибудь прачку в Маджесте или водителя грузовика в Риверхеде, мы будем уверены, что он выбирает жертв наугад.

— Что сделает связь между Лопесом и Андерсон…

— Не относящейся к делу, — кивнул Бернс. — Если следующей жертвой станет прачка или водитель грузовика.

— Мне не нравится идея ждать нового трупа, — сказал Мейер.

— А я не верю в такие совпадения, — сказал Карелла. — Особенно если учесть, что Лопес и Андерсон торговали кокаином. Не будь здесь замешан кокаин, я бы сказал, что убийца просто скачет по городу и стреляет в любого, кто ему не понравится. Однако с участием кокаина? Нет, Пит.

— Ты же сам только что говорил, что кокаина тут слишком мало для мотива, — сказал Бернс.

— И все же это кокаин, — сказал Карелла.

— А она поставляла только Лопесу? — спросил Бернс. Детективы вопросительно посмотрели на него. — Или она снабжала большее число людей, чем нам известно?

Детективы молчали.

— А где брала кокаин сама Андерсон? — спросил Бернс. — Вот чего здесь не хватает. Выясните.

Эмма и Брат Антоний праздновали предстоящий успех.

Они купили бутылку дорогого вина за четыре доллара и теперь пили за удачу. Эмма, прочитав письмо, пришла к тому же выводу, что и Брат Антоний: автор послания был тем самым человеком, кто поставлял Салли Андерсон кокаин. В письме об этом говорилось ясно.

— Он покупает восемь кило кокаина, — говорил Брат Антоний, — бодяжит его и получает денег вдвое больше, чем заплатил.

— Кто знает, сколько кокаин будет стоить, когда попадет на улицу? — заметила Эмма.

— Да, его разбавляют на всем пути вплоть до конечного покупателя. На улицу порошок попадает уже десяти-, пятнадцатипроцентной чистоты. Восемь кило, которые купил этот парень… он, кстати, производит впечатление любителя, да? Ехать туда в одиночку? С четырьмястами кусками налички?

— Точно, — сказала Эмма.

— Ну, мы тоже любители, в каком-то смысле, — сказал Брат Антоний.

— Ты очень добр, — усмехнулась Эмма.

— Короче, эти восемь кило, когда попадают на улицу, уже так разбодяжены, что из них, может, выходит тридцать два кило для продажи. Средний покупатель кокса представления не имеет, что получает. Половина кайфа, который он испытывает, идет от мысли, что он отвалил кучу денег.

Эмма снова взялась за письмо.

— «Сперва я хочу отпраздновать, — прочитала она. — На последнем этаже здания „Фримонт“ открылся новый ресторан, мы пойдем туда в субботу вечером. Очень изысканный, в европейском стиле. Не надевай трусики, Салли. Я хочу, чтобы ты оделась очень элегантно и сдержанно, но без трусиков, ладно? Как, помнишь, в „Марио“? Потом, когда вернемся домой…» — Эмма пожала плечами. — Ну, дальше розовые сопли.

— У нее трусов было больше, чем в магазине нижнего белья, — сказал Брат Антоний. — Целый ящик одних трусов.

— Вот он и просит их не надевать! — сказала Эмма и покачала головой.

— Я хочу купить тебе маленькую юбочку, как у балерин, — сказал Брат Антоний.

— Благодарю, сэр, — сказала Эмма, насмешливо приседая в реверансе.

— Почему, думаешь, она сохранила письмо? — спросил Брат Антоний.

— Потому что это любовное письмо, — ответила Эмма.

— Тогда почему она прятала его в воротнике куртки?

— Может, она была замужем.

— Нет-нет.

— Или имела еще одного дружка.

— Я думаю, на случай, если нужно будет свалить вину, — сказал Брат Антоний. — Письмо, наверное, было ее страховкой. Как доказательство, что он купил восемь кило кокса. Тупой дилетант.

— Попробуй еще раз позвонить, — сказала Эмма.

— Да, пожалуй. — Брат Антоний тяжело поднялся, подошел к телефону, взял клочок бумаги, на котором нацарапал номер, найденный в телефонной книге, и набрал несколько цифр. Эмма молча наблюдала за ним.

— Длинные гудки, — сказал он.

Она продолжала молча на него смотреть.

— Алло? — ответил голос на другом конце провода.

Брат Антоний тут же повесил трубку.

— Он дома.

— Отлично, — сказала Эмма. — Сходи, навести его, дорогой.

В десять минут второго того же четверга детективы восемьдесят седьмого участка держали совет у себя в отделе. Между тем кое-кто, не являвшийся даже полицейским, уже знал недостающую деталь, которая оказалась бы чрезвычайно ценной для их расследования, будь она им известна. Они все еще пытались ее отыскать, в то время как кое-кто вполне ею располагал. Брат Антоний — а это был он — опередил детективов на несколько шагов, пока те жевали — кто сэндвич из ржаного хлеба с горячей пастрами, кто тунца с белым хлебом, кто ролл с колбасой и сладким перцем, кто ветчину на поджаренной цельнозерновой булочке.