опасность, но вообще-то все на автоматике. Прогресс идет семимильными шагами. На больших ровных участках это очень и очень практично, говорит он. Охотно ему верю. Матильда тоже на нем работает — я не знал. Иногда проводит фитосанитарную обработку или может пройтись на комбайне. Гари объясняет мне, что они всегда всё делали вместе, но при этом легко признает, что сам он в бухгалтерии ни бельмеса и в компьютерном документообороте тоже. История фермы вполне показательна для эволюции французского сельского хозяйства: коллективная механизация в начале века, паровая маслобойка и т. д., затем постепенный переход к интенсивному земледелию, начиная с послевоенного периода; комбайн, трактора, удобрения; увеличение посевных площадей в 1970-х годах, добавление земель за счет прирезки соседних наделов: от родителей жены, дядей, соседей и т. д. путем наследования или аренды; кризис перепроизводства в конце 1980-х, рост урожайности, обременение долгами, вплоть до нынешнего дня, когда мировые цены на зерно принесли неплохой доход, — но деньги уйдут в основном на погашение гигантских ссуд, которые все набрали десять — пятнадцать лет назад. Гари признает, что у него дела намного лучше, чем у скотоводов и производителей молока: главное преимущество отрасли — возможность длительного хранения: засыпал зерно в элеватор и жди, когда можно продать подороже. У его двоюродного брата чуть дальше на севере животноводческий комплекс, так тот едва сводит концы с концами, инвестиции огромные, а расценки низкие, заводчики делают скидки для супермаркетов, а уж скотина на убой идет просто по смешной цене. Единственно, как можно заработать деньги, считает Гари, — это делать ставку на качество: чисто полевой выпас, племенные породы скота, контролируемая марка местного производства: маржа выше, но затраты при этом (создание поголовья, расход времени и объем площадей) тоже гигантские. Короче говоря, замкнутый круг.

Еще он предложил в субботу или в воскресенье утром взять меня на охоту. «Надевайте сапоги, — сказал он, — очень развезло».

4 января, продолжение

Забыл вчера записать: звонил Люси, поздравил с Новым годом и спросил, как там старик и Ноно. Очень удивилась, что я позвонил, поблагодарила за «свечки» (без комментариев); очень мило, что зашли проведать родственников. Почему она ко мне обратилась, не спросил. Я только поинтересовался, как там дедушка и брат; она ответила: ничего, держимся. Странное дело: мне вроде нечего было ей сказать, но трубка как-то не опускалась. Условились, что заеду на неделе и она покажет ферму.

5 января

Только что вернулся домой: решили с Максом прошвырнуться. На мне были резиновые сапоги, армейский свитер цвета хаки с нашивками на плечах, такие же штаны с большими карманами на бедрах — полная экипировка. Люблю массовые бренды охотничьей одежды: от названий веет промасленной древесиной, коваными прикладами ружей, роскошными пейзажами; у меня свитер марки «Перигор нуар», а брюки — «Ги дю Берри».

Когда я спросил Макса, не собирается ли он в город, тот со вздохом ответил, что придется ехать в «Зону» за новым матрасом, теперешний жидковат. «Зона» — это торговые площади к востоку от Ниора: скопление ангаров, размалеванных рекламами крупных торговых сетей, бич европейских городов. Гектары и гектары обуви, гаджетов, спортивных товаров, мебели и стоковой одежды с вкраплениями грилей, фастфудов и дешевых пиццерий. «Войдешь и не выйдешь, так и будешь ходить по кругу, — сказал Макс, — вот уж картина ада, лучше некуда». Две петлевые развязки четырехполосной автострады и с третьей стороны — высотки крупной страховой компании, — словом, отличное место для пикника. Хотя чего там, и у этого уродства есть свои плюсы: я обзавелся охотничим снаряжением, а Макс — матрасом. (Подозреваю, тут не обошлось без дамы: Макс купил заодно несколько новых простыней и пуховое одеяло, — спросить я не осмелился — в конце концов, не мое дело.)

К слову о женщинах, надо признать очевидное, с Ларой у меня полный швах. Собачимся даже в эс-эмэсках. Поселившись в деревне, я изменился, лучше понимаю какие-то важные вещи, про планету, климат, природу, жизнь, смерть, а она так и осталась (извини меня, Лара, ради бога, но так оно и есть) типичной парижанкой, зацикленной на комфорте, не понимающей, что сегодня важно для человечества. Как ни крути, но факт: сознательные фермеры нужнее для решения современных проблем, чем дипломаты, позирующие в клетчатых рубашках на фоне сельхозвыставок. Пардон, но ведь все идет прахом, везде знаки светопреставления: пожары, наводнения, чума просто какая-то, четыре всадника Апокалипсиса. (Как там звали четвертого, кстати?) Они несутся прямо на нас, и только люди почвы, а не политики могут спасти планету. Ну, может, я немного и перегнул, но публичное право и геополитика вполне бессмысленны для спасения от голода ойкумены, зуб даю! Ладно, увлекся; в конце концов, я тут всего два месяца, а уже откопал смысл жизни — между редисками мадам Матильды и торговой зоной! Это диссертация так на меня давит и выворачивает наизнанку. Или я завидую Ларе? Перед ней — четкий путь, магистраль административных конкурсов и роста по службе, иди себе и иди. Ну, что оплакивать свою жалкую участь, надо двигаться вперед!

Поехали, впереди небольшая ревизия списка литературы и сообщение для Кальве.

7 января

Наконец полноценный рабочий день. Утром принимал в «Дебрях науки» Люси (впервые у меня гости! — оказалось, нет чашек, пришлось пить кофе из стеклянных стаканов). Она принесла мне коробку шоколада — по-моему, очень мило с ее стороны; конфеты «Амбассадор», по случаю Нового года. Кстати, возьму-ка и съем одну прямо сейчас. Только лень вставать чистить зубы, доживем до завтра. На этот раз задавала вопросы Люси — ну, скорее, не задавала, это я рассказал ей всю свою жизнь (профессиональную; мне это понятно) — про перегон овец в Арьеже, про Монтайю, Прад, про полевые исследования. Про медведей, грифов, волков. (Ладно, про волков немного приврал.) Про непростую жизнь молодых пиренейских животноводов. Люси, похоже, очень заинтересовалась. Затем настал ее черед: она рассказала, как провела день и ночь в полицейском участке 22 декабря, после демонстрации в Ниоре, которая кончилась плохо. Потому и не добралась домой в тот вечер, когда отключили электричество. Вот ведь несправедливость: когда животноводы и крупные производители зерна выходят на митинги и требуют госдотаций, им можно хоть весь город разнести, спалить префектуру или забросать ее тоннами дерьма из пожарного шланга, и ничего им за это не будет. Ни разу не наказали. Они даже чего-то добиваются. А вот если экологисты борются против откачки воды из Болот Пуату (очередной скандал, миллионы евро вложены в поддержку провального сельскохозяйственного проекта и передачу общего достояния — воды в руки горстки кукурузоводов, продавшихся всяким