затормозил:

— Надо вернуться.

— Зачем? — Ее короткие спиленные ногти уже впивались в живот, хотя он много раз просил так не делать.

— Затем.

Алекс услышал позади тихий визг. Нырнул в куст, наткнулся на теплое, мокрое — кровь. Посветил фонариком и увидел хвост — а затем и собаку чуть крупнее таксы.

— Брось ее, — Катя шипела.

«Не будь же такой сукой».

Стянул с себя куртку, аккуратно обмотал собаку и приподнял. Она скулила, Катя шипела:

— Ты ей только хуже делаешь! Она вообще, может, лишайная, а ты в руках ее держать собираешься.

«Не я».

— Я за рулем.

Он сунул сверток Кате в руки и уселся на скутер. Ругаясь, та пристроилась сзади.

В круглосуточной ветеринарке «Айболит» дежурил хмурый усталый мужчина неопределенного возраста. Пока они оформлялись, из-за двери доносилось мяуканье — надрывное, непрекращающееся, хуже воя, будто заранее оплакивающее кого-то.

Врач осмотрел собаку, погладил и проговорил:

— Усыплять.

«Только не это».

— Она же живая.

— С таким позвоночником? Это не жизнь.

— И как… вы хотите?

— Могу предложить укол. Просто уснет, и все, — вернулся к столу, открыл ящик и начал перебирать ампулы, высматривая этикетки.

«Просто уснет. Но ведь уснуть — это совсем не просто».

— Твоя? — вдруг спросил врач.

Алекс покачал головой:

— Подобрали.

Врач кивнул на шлем:

— Сбили и подобрали?

Алекс молчал.

— Ладно. Держи ее.

Через пару минут собака уснула.

— И это все? Так просто?

— А ты чего хотел?

«Собаку. Спаниеля. Чтобы любить».

— Помочь.

Врач нырнул за стол и протянул ему визитку:

— Хороший приют. Там собак сколько угодно.

— Да я не в том смысле…

— Там люди нужны, — сказал он с нажимом. — Гулять, привозить корм, играть с ними. Это же не рыбки.

— Сколько с меня?

Тот махнул рукой:

— Езжай с богом.

Алекс вытащил из кармана две тысячи и положил на стол:

— Приюту этому переведите, хорошо?

— Хорошо. Езди осторожнее.

Он вышел в коридор, где его ждала полусонная Катя. Она кивнула — он помотал головой.

— Только время потратил, — пробурчала она.

«На тебя».

Алекс вышел на улицу и закурил.

— Ты как?

«Хорошо, что дождь».

Подвез Катю до дома. Перед тем как спуститься с мотоцикла, она тронула его за рукав:

— Всех не спасешь.

«Ты и не попытаешься».

— Это всего лишь дворняга.

«Ты всего лишь человек».

— Ну, я пойду.

Катя приблизилась к подъезду, и Алекс заметил, как от лавки отлепилась покачивающаяся тень. Он напрягся, но услышал знакомый голос: батя. Катя схватила того под руку и потащила домой.

Алекс подъехал к своему дому, покурил у подъезда и тихонько поднялся в квартиру. Стоило ему щелкнуть выключателем, как из гостиной послышалось:

— Алешенька, ты? А я уж думала, не придешь. Тонометр принеси-ка. Кружит что-то.

«Конечно, кружит, ты ведь сама себя накрутила опять».

Он скинул обувь и нырнул в гостиную, пахнущую лекарствами. Бабуля полулежала в постели — красная и дрожащая.

«Плохо».

— Знобит меня, Алеша…

— Таблетки не пила?

Молчала, понуро вздыхая.

«Конечно, опять насмотрелась своего телевизора, где все самые умные, и не стала травиться по расписанию».

Цифры заскакали на экране тонометра, а он только сцепил зубы: лишь бы не показать, лишь бы не напугать…

— Что там, Алешенька?

Шкалило под двести.

— Сто шестьдесят на сто двадцать. — Он выдавил из блистера две штуки и протянул: — На.

— Не хочу, я потом…

«Бегаешь в туалет каждые пять минут. Иногда не добегаешь. Думаешь, не знаю?»

— Пей давай. А то скорую вызову.

Бабуля со вздохом проглотила таблетки. Алекс велел показать язык, чтобы без глупостей. Потом остался сидеть рядом. Она вдруг дернулась:

— Встать мне надо.

— Давай я проведу.

Кивнула. Раньше сопротивлялась, но после того, как рухнула в ванной и уехала в больничку на месяц, выделываться перестала.

— У тебя там все нормально? — спросил он из-за приоткрытой двери.

— Почти.

Совсем уж не показывалась, стеснялась. Хотя чего там стесняться в ее возрасте. Но она и платье без комбинации не наденет — неприлично же.

Вышла, ухватила за локоток:

— Сильный такой. Хорошо, что сильный, а то как бы я без тебя, Алеша.

«Так и есть».

— Скорую звать?

— Давай померяем еще раз.

Они дождались гудения. Сто пятьдесят на сто. Еще упадет.

— Посидеть с тобой?

Бабуля похлопала по руке:

— Иди спать. Тебе в школу завтра. Как погуляли?

«Херово».

— Как обычно.

Она не выпускала руку:

— Алеша, ты как?

Вспомнила, конечно, вспомнила, что сегодня за день. Вот и давление скакнуло.

Он пожал плечами:

— Все нормально, баб. Ты спи давай.

Встал и выключил ей свет.

— Сладких снов, Алешенька.

«Какое там».

Утром бабуля порхала по кухне как ни в чем не бывало. Алекс зевал, окуная блин в топленое масло — его любимое блюдо, которое она готовила по особым датам. Дни рождения, праздники, годовщины помечались этими блинами — поминально-напоминальными, всегда блинами со значением, с умыслом, отчего менялся их вкус. Сегодня блины горчили.

В телевизоре, который работал весь день, перекрикивались костюмные мужики за стойками. Алекс поморщился:

— Да выключи, там одно и то же.

Бабуля внезапно послушалась и щелкнула на прогноз погоды. Помолчала, потом робко заговорила:

— Алешенька, Пасха скоро. Надо бы доехать, оградку покрасить, почистить там все.

Блин застрял у него в горле, но он продолжал жевать, не отвечая.

«Кому надо?»

Бабуля тяжело вздохнула и приложила край фартука к глазам. Артистка та еще, знает, что он этого не терпит. Алекс отложил вилку в сторону:

— Съездим. Только не на этой неделе, ладно?

Она убрала фартук, и Алекс заметил, что в глазах у нее действительно стояли слезы.

К школе Алекс крался с оглядкой, высматривая знакомую машину. Сегодня он особенно не хотел видеться с Пьером: так и не успел продать закладку, которую увел у Антона из-под носа, а без нее долг было возвращать не с чего.

Пьер со своими выглаженными сорочками, аккуратно подровненной бородкой и очками от «Армани» был из тех, кого Алексу особенно приятно нагревать. Он давно уже знал все его места и не раз проворачивал схему с зачисткой тайников — главное было не наглеть. А вот с последней он обнаглел — ну тут и Антон расстарался, решив всех угостить. Еще один