сладкую стерву, сажаю на себя, и она послушно обхватывает меня ногами. Вот всегда бы так. А так тоже можно, надо только штанцы с нее спустить. В мелких девчонках, оказывается, есть своя прелесть…

Но я мужественно отгоняю от себя эту идею, в основном, потому что мне просто жизненно необходимо придавить сивую телом, почувствовать каждый изгиб, вколачиваться в нее, доминировать, блять, надо, чтобы больше не возникало дебильных вопросом, что у меня за права.

Она мой подарок. Мое. Моя.

Хуй всем.

Роняю Истомину на постель. Взгляд мутный, губы нацелованные, грудь вздымается. А соски у нее розовые. Набухшие горошины манят меня. С хера ли себе отказывать?

О да... Хриплые стоны льются бальзамом на мое задетое самолюбие.

Я угадал, эрогенная зона у нас тут.

Я все найду.

У самого сердце грудак проламывает, член ноет, я уже предвкушаю, как добираюсь влажной промежности. Меня аж ведет. Не знал, что женский живот – мой кинк. А хер с ним. Пульс стучит в ушах, кровь толчками бежит по венам, выбрасывая тестостерон в организм. Лавина нависает надо мной, сейчас накроет…

Но Истомина вдруг затихает. Замерев на секунду, она свирепо меня отпихивает и лупит. Что еще?

Поднимаю на нее взгляд, а на ее раскрасневшемся лице расширенные в уже глаза.

– Прекрати!

И до меня доходит, что стучат в дверь.

– Так вы заказывали пиццу или нет? – усталый голос явно спрашивает не в первый раз.

Глава 20. Оля

Кир смотрит на меня непонимающим взглядом.

А я в ужасе!

Как? Как это опять получилось?

Словно все, что происходило между моими словами про ущерб и стуком в дверь, стерли люди в черном. Нет, я помню, что он меня поцеловал, и что я была против…

– Так вы заказывали пиццу или нет?

Я лягаюсь, спихивая Кир, но тот лишь крепче держит мои бедра.

– Иди забери, – почти плачу я, прикрывая обнаженную грудь одной рукой и судорожно перекидывая вперед волосы другой.

Кажется, я его шокируем тем, что использую как дворецкого. Но мне сейчас не до его нежной психики. Свою бы спасти.

Дикаев медленно поднимается, поводя плечами. А его футболка где? Ниже пупка лучше не смотреть. Очевидное свидетельство намерений Дикого вгоняет меня в краску еще сильнее.

– Минутку, – кричу я курьеру, испепеляя взглядом Кира.

Да отвернись уже, мне надо одеться.

Заторможенно он идет к двери и, приоткрыв, слава богу, лишь чуть-чуть, забирает коробку. Этого времени мне хватает, чтобы метнуться с кофтой, и, отвернувшись ее натянуть.

Руки дрожат так, что, когда дверь захлопывается, я все еще не могу вдеть молнию в собачку.

– Истомина… – в голосе Дикаева слышна угроза.

– Отвали, – огрызаюсь я и, наконец, справляюсь с застежкой. – Ты зачем пришел, примат озабоченный?

Я оборачиваюсь к Киру, но взгляд увожу в сторону. Не могу на него смотреть, мне слишком стыдно.

Впрочем, кому-то понятие стыда незнакомо вовсе.

– Поговорить.

Охренеть! Это теперь так называется?

– Я слушать тебя не хочу, но тебя же это не волнует. Говори и проваливай, – подобрав его майку, швыряю в него. Он перехватывает ее одной рукой и забрасывает себе на плечо. – Что там у тебя сдохло? Почему ты не оставишь меня в покое?

– Потому что ты ведешь себя хреново, – выдает мне этот придурок. Блин, можно подумать, он сам прообраз хороших манер.

Я не выдерживаю и смотрю на его наглую беспринципную рожу.

– Какая тебе разница, как я себя веду? Ты мне не…

Взгляд Дикаева тяжелеет:

– Не провоцируй. Еще слово, и все повторится.

– Что тебе от меня надо? – почти взываю я, чувствуя себя беспомощной перед его непробиваемостью. Как можно быть таким? Эмпатия? Нет, не слышал.

Ответ на вопрос я получаю без всяких слов, глаза Дикого утыкаются в область груди. Мерзавец! Он неосознанно облизывает губы, и меня окатывает кипятком. Это было чудовищно… сладко. Я и не думала, что такое бывает.

Складываю руки на груди, загораживая обзор, и, как могу надменно, приподнимаю бровь. Вряд ли у меня выходит так же выразительно, как у Кира, но и мы не лыком шиты.

– Не хочешь рецидивов, не давай авансов парням, – цедит он.

– Тебя не спросила! – ахаю я. – Ты, конечно, меня с кем-то перепутал, но учитывать твое мнение в этом вопросе я не собираюсь.

Я понимаю, что этого стукнутого опять может переклинить, но надо реально уже провести границу. И если я буду помалкивать, вряд ли она будет проходить там, где надо мне.

– Тебе нравится Рус? – в лоб спрашивает Кирилл, делая шаг ко мне.

Опять двадцать пять! Я делаю шажок от него.

– Нет, и, если уж Ник такая сплетница, он мог бы упомянуть, что я была не в восторге от его внимания.

– Он упомянул, – кивает Дикий.

У меня крышечку с кастрюльки сдувает, ибо мозг взрывается от логики Дикаева.

Если даже отбросить неправомерность его наездов, то он приперся меня воспитывать, зная, что я ни в чем не виновата?

– Так какого черта… – начинаю я переходить на ультразвук.

– Я тебе уже говорил не связываться с Русом. Он свое огребет и больше к тебе не полезет, но я не собираюсь гонять от тебя каждого козла! А еще мне интересно, какого хрена ты не пришла ко мне и не сказала, что он к тебе пристает.

Я таращусь на этого дебила, не понимая, он серьезно, что ли?

Идиот, я, конечно, растерялась в аудитории, да и в принципе неконфликтная, но это не значит, что я поддамся на шантаж Руслана.

– С какой стати мне идти к тебе? Ты не мой отец, не мой брат и не мой парень. И гонять от меня никого не надо. У тебя кукушка уже едет, Дикаев! – пытаюсь я вернуть на землю этого, которому корона жмет мозг, и елейно добавляю: – Если я захочу с кем-то встречаться, то это ведь не обязательно будет парень из универа. Ты в кустах у общаги караулить будешь?

У кого-то сейчас пар из ноздрей повалит.

– Значит, ты будешь встречаться со мной! – рявкает он.

Лица вытягиваются у нас обоих. Я в шоке, и Кир сам, похоже, от себя не ожидал.

Он с окаменевшим выражением механически открывает коробку с пиццей, с которой до сих пор не расстался, выуживает