Чертков занимал должность московского губернского предводителя дворянства, а потому считал своим долгом устраивать зимой бал, куда приглашал всех дворян, даже незнакомых. Загоскин, друживший с сыном владельца усадьбы, признавался, что в середине XIX века такие балы на Мясницкой не отличались особой роскошью – там правили суматоха и теснота. Гости гуляли по комнатам, опустошали буфет и ужинали, как на публичном бале, не увидев хозяев дома. Чертков скрывался где-то в толпе – его мысли витали, он нередко не узнавал людей.

Сергей Загоскин рассказывал, что Александр Чертков, добрейший старик, но крайне рассеянный, забегал в халате в комнату сына – свистел, щелкал языком и убегал, а через время возвращался, повторяя то же самое. Вероятно, хозяин усадьбы чувствовал себя одиноким и покинутым: старшие дочери вышли замуж, единственный сын вырос, жена с младшей дочерью часто жили за границей, поправляя здоровье в теплом климате. «В первый день вашего отъезда я не знал, что делать и за что приняться, так все напоминало в пустом доме ваше отсутствие», – писал Чертков жене Елизавете осенью 1852 года. Чтобы хотя бы вдалеке слышать голоса людей, он попросил учителя сына занять комнаты жены.

Стройная, грациозная Елизавета выделялась античными чертами лица, матовой кожей, большими глазами кофейного цвета, но даже в молодости одевалась по-старушечьи, по словам ее троюродного брата Михаила Бутурлина – сослуживца Александра Черткова. Она наряжалась в черное узкое платье, похожее на кафтан, перетягивала его металлическим кушаком – поясом, куда подвешивала кавказский кинжал. Черткова страдала близорукостью и носила очки. «Костлявые пальцы ее рук были унизаны сверху донизу кольцами и талисманами», – делился Загоскин, добавляя, что неимоверно быстрая, суетливая Елизавета казалась такой же рассеянной, как и муж, несмотря на задумчивый вид. Она курила трубку, разводила попугаев, которых кормила орехами, и дружила с Николаем Гоголем.

Дом отца Елизаветы – графа Григория Чернышева – после восстания декабристов превратился в святыню несчастья, по воспоминаниям Петра Вяземского. Захара Чернышева, единственного брата Чертковой, за связи с тайным обществом лишили графского титула и чинов, приговорив к каторге. Сестра Александра, жена декабриста Никиты Муравьева, отправилась вслед за мужем в ссылку в Сибирь. Чернышев, потрясенный и растерянный, бродил по дому, не замечая, что происходит вокруг. «Сердце замирало, глядя на это беззащитное и как бы осиротевшее прежде времени семейство», – говорил Михаил Бутурлин. В этот тяжелый период в жизни Чернышевых появился Александр Чертков – он помолвился с Елизаветой в 1828 году незадолго до смерти ее матери, разбитой параличом.

Усадьбу на Мясницкой Чертков купил в 1831 году, заплатив сто двадцать пять тысяч рублей штаб-ротмистрше Александре Салтыковой. Представители древнего рода Салтыковых владели землями на Мясницкой целое столетие – мать Анны Иоанновны, царица Прасковья Федоровна, была дочерью воеводы Федора Салтыкова, и императрица подарила родственникам усадьбу Алексея Долгорукова. Член Верховного тайного совета, Долгоруков добился ссылки своего благодетеля – «полудержавного властелина» Александра Меншикова, но по иронии судьбы разделил его участь.

Как и Меншиков, Долгоруков мечтал породниться с царской семьей – дочь Екатерина обручилась с Петром Вторым, но нежданно-негаданно император умер от оспы в день свадьбы. Долгоруков оказался единственным верховником, кто не поддержал Анну Иоанновну, за что и поплатился – его сослали с семьей в Березов, имущество конфисковали в казну. Новый хозяин долгоруковской усадьбы Николай Салтыков возвел роскошный барочный дворец – вероятно, поручик лейб-гвардии Преображенского полка построил дом после большого московского пожара 1737 года. Дворец раскинулся в глубине парадного двора, а перед главным входом в центре дома тянулся широкий пандус.

Дворец пережил пожар 1812 года, однако богатый барочный декор сменила скромная ампирная отделка, и внучка Николая Салтыкова продала Александру Черткову дом с незатейливым обликом: первый этаж украшал руст – грубо отесанный камень, окна второго этажа остались без наличников, фасад завершал аттик – невысокая стенка. Чертков, в то время отставной полковник, въехал с семьей в усадьбу через три месяца после покупки, а через три года затеял перестройку, затянувшуюся на десять лет.

Александр Чертков пристроил новый объем с Готическим залом на втором этаже – хозяин усадьбы увлекался историческими романами Вальтера Скотта, много путешествовал и особенно любил готические храмы, поэтому оформил парадный зал в духе стиля английских королей Тюдоров. Как же удивлялись гости, когда открывали дверь ампирного особняка, а попадали в средневековый замок! Ажурная лепнина покрывает стены и потолок, словно тонкое кружево: ползут и изгибаются краббы – причудливые листья; распускаются крестоцветы – бутоны в форме крестов; прорезаются пинакли – остроконечные башенки, будто парящие в воздухе. Стрельчатые окна и двери, похожие на витражи с розами, плывут по кругу. Зеркала в ложных дверях расширяют пространство, и большой зал кажется огромным.

Чертков поддался моде и на первом этаже, недалеко от вестибюля, отделал камерную гостиную в мавританском стиле. Комнату будто устилает плотный цветной ковер – витиеватый, словно бесконечный восточный орнамент ползет по стенам и потолку, не оставляя свободного места. Узор извивается, закручивается в спирали, прорастает цветами, складывается в надписи, завораживает, отвлекает внимание своими хитросплетениями, скрывая в стенах потайные двери и шкафы. В Мавританской гостиной хозяин дома проводил заседания ученых комиссий.

Александр, сосредоточенный и молчаливый, прятал под строгим, а иногда чудаковатым видом огромную душевную энергию и сильную любовь к своему делу – Чертков коллекционировал книги и рукописи по истории России. Он сначала прочитывал их, описывал для каталога и только после этого ставил на полку. «Еще не было подобного предприятия у нас – собрать о России все, что было писано – и, вероятно, долго не дождется повторения», – восхищался этнограф Иван Сахаров. Историк Петр Бартенев рассказывал, что многие знакомые Черткова даже не догадывались о его многосторонней учености, но близкие друзья могли сказать об Александре словами Ивана Крылова: «И думает свою он крепку думу без шуму».

Александр Чертков разрешал пользоваться библиотекой всем, кто любил историю, хотел даже построить для книжного собрания отдельное помещение, но не успел исполнить мечту. «Он до последней минуты работал, и смерть застала его, можно сказать, с пером в руках, над фолиантами, монетами и рукописями», – писал Бартенев. Чертков умер в 1858 году в шестьдесят девять лет – коллекционер на полгода пережил жену Елизавету, завещав библиотеку сыну Григорию, который вырос среди книг.

Маленького, худенького,