по плечам пробежали мурашки. Пока все молча и напряжённо обедали, Надя выскочила во двор, присела на лавочку под вишней и достала те листы, что незаметно от всех унесла из дома Пелагеи Иванны. Она сразу почувствовала, как только увидела рисунок кольца-оберега: это для неё одной. Снова неразборчивый почерк, но писала явно не бабка:

«Нарисовал так, как сам видел в древних книгах, чтобы ты могла понять, то кольцо или нет. Ты говоришь, оно по наследству переходит по женской линии в твоём роду. Интересно, что за род у вас такой, если этому кольцу лет столько, сколько самой Матери-Земле? На острове Буяне искусные каменщики добывали Алатырь, из него потом делали украшения, но носили их только те, у кого сила духа неимоверная, иначе задавит, задушит. Если же сила есть, то камень проводником через миры станет, все тайны откроет. Ещё одно свойство: верного помощника твоего отыщет, с любого конца света к тебе приведёт. Вот что могу сказать о кольце… Напиши скорее, похоже ли твоё на рисунок…»

Дальше шли пожелания добра и здоровья, приветы близким и прощание. Надя думала о том, кто же послал бабке это письмо. Неужели не боялись писать о таких вещах и отправлять по почте? Но важнее было другое. Она достала из кармана своё кольцо, в точности такое, как на рисунке, и ещё раз перечитала письмо. Затем развернула второй припрятанный лист – в нём оказались стихи. И тут рядом раздался голос брата:

– Надя, ты здесь?

Она быстро убрала листы. Почему-то не хотелось ничего рассказывать, пока сама не разобралась. Лёша подошёл и, хитро щурясь, протянул ей клочок бумаги:

– Вот, смотри!

– Это символ инь-ян…

– Сам знаю. Чёрное и белое, свет и тьма.

– Ну и что?

– А вот скажи мне, всезнайка, почему в чёрном появилась белая точка, а в белом – чёрная?

– Потому что… Во тьме есть свет, а в свете – тьма, так?

– Правильно! Но почему тогда не разделить круг на две половинки ровной чертой и не нарисовать в каждой те же точки?

– Не поняла…

– Потому, – пояснил Лёша, – что это знак постоянной смены света и тьмы, жизни и смерти. Теперь понимаешь?

– Вроде, – кивнула Надя. – Только к чему это всё?

– Да к тому, что это знак простой истины, которая для нас очень важна: там, где свет, уже есть частица тьмы, и наоборот. То есть там, где рождается жизнь, уже начинается умирание. Мы искали то, что увядает, но это вовсе не начало умирания, это завершение. А начало там, где…

– Зарождается жизнь!

– Наконец-то дошло! – выдохнул Лёша. – Нам нужно найти то, что только родилось…

– Например, не увядший цветок, а его росток! Бежим всем рассказывать! – Надя подскочила и умчалась прочь. Лёша рванул за ней, но вдруг заметил пожелтевший лист бумаги под лавочкой. Он быстро поднял его и спрятал в карман.

Надя ворвалась в комнату, где Ксюша сидела, уткнувшись в телефон, а Янина без дела лежала на кровати.

– Ксюш? Есть у нас что-нибудь недавно посаженное? Чтоб вот только проросло?

Ксюша оторвалась от экрана и посмотрела на сестру затуманенным взглядом, потом лицо её просветлело.

– Это связано с загадками?

Надя кивнула и объяснила их с Лёшей идею. Тут же отыскали пластиковый стаканчик с рассадой, где росток только пробился.

Наконец-то все три загадки были разгаданы. Но что дальше? Ждать? Что за вещая птица наблюдает за ними? И действительно ли наблюдает? Было странно вздрагивать от гудка поезда с железнодорожных путей неподалёку, вслушиваться в стрекот сверчков и кваканье лягушек, а потом и вовсе в глубокую ночную тишину – слишком глубокую и слишком напряжённую.

Уже третью ночь кряду вся семья расходилась по комнатам, но каждый только делал вид, что собирается спать. Каждый знал: остальные тоже только делают вид.

Сирин вновь прилетела неслышно. Села на ветку, склонила голову к левому крылу.

– Опять будешь петь свои песни-загадки? – лениво спросила Дивья, поёжившись под сапфировым взглядом.

В эту ночь лес наконец оставили в покое, и звери вылезли из укрытий. Они уже давно начали привыкать к ней, а она – понимать их. Дивья купалась в реке, любуясь звёздами и белизной своей кожи, напитывалась лунным светом, потом гуляла по берегу, полностью уходя в ощущения влажного мха и рыхлой, местами каменистой почвы под босыми ногами. Она морщилась от боли, если ступала на торчащий из земли корень, но тут же закрывала глаза, пропускала чувство по всему телу и улыбалась. Она жила. Снова заходила в реку, и вода качала её, баюкала, словно любящая мать, сверчки пели ей песни, а когда макушки деревьев окрашивались розовым, она сладко засыпала, словно на порог ступил отец и больше не о чем беспокоиться. Только всё же ей было немного одиноко. А тут подруга, птица вещая прилетела погостить – и её голос затянул снова в пучину образов.

– Невеста-сестра в ученицах

Постигает сплетенья судьбы.

Тем, кто ищет её, не сидится,

Ты им, Дивья, тропу укажи…

– Путь к Маре? – удивлённо спросила Дивья. – В царство Нави? Кому по доброй воле захотелось туда попасть? Да и чем я-то могу помочь? Ведь чтобы смертному попасть в подземное царство, нужен Алатырь… А мой пропал. Не по твоей ли вине, Сирин?

Вдруг за спиной раздался другой голос – звонкий, мелодичный, он лился, как горный ручей:

– То речная гладь сияет

иль Ярило дарит свет?

Силой буйной обладает

Крепкий дух иль оберег?

Дивья оглянулась и увидела птицу, чьё оперение сверкало подобно взошедшему до срока солнцу. Дивья зажмурилась, не привыкшая к свету.

– Здравствуй, прекрасная в своей печали Сирин! – пропела птица с лицом прекрасного юноши, отвесив земной поклон.

– Здравствуй, Гамаюн, – Сирин поклонилась в ответ. Они сидели друг напротив друга, как день и ночь, как Солнце и Луна.

– Здравствуй, прелестная царица леса! – обратился Гамаюн и к Дивье.

– Здравствуй, Гамаюн! Неужели и ты явился в эти края? Что же происходит?

Ответом вновь стала песня:

– Дымкою над водой

Знойным сном в летний день

Сердце покинул покой,

Стала живою тень.

Вот ступаешь на мост,

Шаг – и назад нет пути.

Согласна ли, дева, помочь,

Ту, что пропала, найти?

Навь – то туманный сон

В Нави не верь глазам.

Как без тебя в мире том

Не сбиться с пути?

Дивья, смотри,

Как идёт темнота

Звёздным твоим волосам.

Дивья пыталась уловить суть, но запуталась в иносказаниях, даже для неё это было слишком. Её мыслям вторила и