считают само собой разумеющимся. Я надеваю платье и разглаживаю ткань, которая плотно облегает мое тело. Оно может похвастаться высоким круглым вырезом, скрывающим засохшую сперму, которая покрывала всю мою грудь, и струится на пол широким рифленым подолом. Темно — зеленый оттеняет мои рыжие волосы, а также дополняет зеленый цвет костюма Деклана.

Я стою перед зеркалом и оглядываю себя беспокойными руками.

— Почему ты ерзаешь? — спрашивает Деклан, подходя ко мне сзади. — Ты, кажется, нервничаешь.

— Да, — признаю я, когда он проводит руками вверх и вниз по моим рукам.

— Почему? Ты, должно быть, побывала на сотнях подобных мероприятий в Чикаго. Ты профессионал с опытом.

— Да, но я всегда притворялась. Я хорошая актриса, но это первый раз, когда я общаюсь с представителями высшего общества. Я больше не прячусь за фасадом.

Он целует меня в плечо.

— Настоящая ты намного лучше, чем ложь.

— Я не знаю, так ли это.

— Я знаю, — говорит он, а затем разворачивает меня. Он оглядывает меня с головы до ног. — Ты невероятно сногсшибательна.

Я беру Деклана за руку, чтобы успокоить нервы, когда мы подъезжаем к особняку, построенному в начале 1900—х годов. Он улыбается мне сверху вниз, когда мы идем к входу. Когда мы заходим внутрь, мои глаза окидывают богато украшенную обстановку. Стены выкрашены в цвет слоновой кости с богатыми золотыми вставками, а тяжелые рубиновые шторы ниспадают с потолка до пола. Картины, написанные маслом, свисают со стен и сияют под роскошными люстрами.

Деревянные полы, которые лежат под ковром, скрипят под моими ногами, когда Деклан ведет меня по клубу, который имеет богатую историю здесь, в Лондоне. Я рассматриваю мужчин, одетых в килты и летящие пледы, и женщин в элегантных платьях. И вдруг, без маски, я чувствую себя самозванцем — мусором, завернутым в шелк, и у меня сводит живот. Поэтому я быстро решаю, что, хотя я понятия не имею, кто я такая, я сделаю все возможное, чтобы притвориться. Последнее, чего я хочу, это показать Деклану еще какую — нибудь слабость.

Когда мы входим на вечеринку, я выпрямляю спину и изображаю свое место в обществе с высоко поднятой головой, как делала годами.

— Деклан, — окликает джентльмен, которому на вид лет пятьдесят. — Мы так давно тебя не видели.

Они вдвоем пожимают друг другу руки.

— Рад тебя видеть, Йен. Как у тебя дела?

— Занят, как всегда, — говорит он, прежде чем обратить свое внимание на меня, спрашивая Деклана, — И кто эта прекрасная леди?

Вы очаровательны, — я слегка флиртую, а затем представляюсь:

— Элизабет Арчер.

— Счастливчик, — отмечает Йен, на что Деклан отвечает, глядя на меня:

— Чрезвычайно повезло.

Мы продолжаем общаться, и Деклан знакомит меня со старыми друзьями и несколькими бизнесменами и их женами. Он пьет свой обычный скотч, а я потягиваю шампанское, мы танцуем вместе несколько раз, и когда Деклан не может сдержаться, он шепчет мне на ухо свои непристойные мысли.

— Я хочу отвести тебя в другую комнату и пососать твой прелестный маленький клитор, пока ты не кончишь мне в рот.

Я прижимаюсь лбом к его плечу, пока он говорит со мной, моя шея горит от каждой его непристойности.

— Просто мысль о вкусе твоей киски заставляет мой член…

— Деклан! — говорит высокая женщина с длинными темными волосами, прерывая наш уединенный момент. — Я понятия не имела, что ты будешь здесь!

Раздражение терзает меня, когда она притягивает Деклана, чтобы обнять.

— Переезд в последнюю минуту, — говорит он ей, как всегда спокойный.

— Переезд? Ты теперь здесь живешь?

— Так и есть.

— Итак, как я понимаю, ты купил землю для строительства? — спрашивает она, и во мне просыпается ревность от того, как много она знает.

— Давина, это Элизабет, — представляет он.

— Да, я помню тебя. Ты была на благотворительном вечере в Эдинбурге в прошлом месяце, верно?

И тогда я вспоминаю. В тот вечер она была на свидании с Декланом, висела у него на руке и постоянно была рядом.

— Это верно. И ты…?

— Старый друг семьи, — отвечает за нее Деклан.

— Практически брат и сестра, — добавляет она с широкой улыбкой. — Хотя я с нежностью вспоминаю нашу свадьбу. Сколько нам было лет?

— Десять. Одиннадцать, может быть.

Наблюдение за тем, как они с такой легкостью уходят в воспоминания, превращает эту ревность в полномасштабную злобу.

— Звучит очаровательно, — вмешиваюсь я с насмешкой, и когда я это делаю, чувствую, как глаза Деклана бросают в меня кинжалы, но я не обращаю внимания.

Давина продолжает надевать свою претенциозную улыбку, добавляя:

— Прием с песочным печеньем и джемом был не таким уж элегантным, но он все равно оставляет хорошие воспоминания.

— Что ж, как бы мне ни хотелось услышать больше об этом вашем скромном приеме, вам придется меня извинить.

Когда я ухожу от них обоих, я задаюсь вопросом, похожи ли чувства, переполняющие меня, на то, что чувствует Деклан, потому что, если бы я могла поставить на нем свою метку, как собака, претендующая на владение, я бы это сделала. Я хочу запереть его и притвориться, что у него никогда не было жизни до меня.

И тогда я должна задаться вопросом, насколько они были дружны, потому что всего несколько недель назад она была с ним под руку в качестве его спутницы.

Красный жар скользит вверх по моей шее, и прежде чем я взорвусь, я выбегаю за двери в ночной холод. Облака пара вырываются из меня вместе с моим тяжелым дыханием. Никогда в своей жизни я не чувствовала угрозы и ревности из — за мужчины, но опять же, никогда в своей жизни я не была влюблена. Я любила своего брата, но совсем по — другому. Я знала, что он трахал других женщин — много других женщин, но меня это никогда не волновало. И просто знать, что у этой женщины было больше времени с Декланом, чем у меня, достаточно, чтобы разжечь эту дрожь внутри меня.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Деклан из — за моей спины.

— Ты трахнул ее? — Я шиплю тихо, чтобы прохожие не услышали.

Он берет меня за руку и почти тащит вокруг здания на парковку сзади, толкая меня к случайной машине. Ему не нравится мой вопрос, но я задаю его снова.

— Ты сделал это?

— Тебя бы это разозлило?

Мой гнев растет.

— Хмм? Ответь мне.

— Да, — враждебно выплевываю я.

Он прижимается своей грудью к моей, ярость закипает в его глазах, когда он спрашивает:

— Скажи мне, что ты чувствуешь, думая о моем члене в киске другой женщины.

Во