Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А что? Бывалые радистки рассказывали ей под Смоленском, что они на долгие дни теряли связь с Большой землей по самым разным причинам! А тут такая удача с первого раза!..
— Выходит, Аня, не зря нас сюда бесплатно самолетом доставили, а? — с улыбкой шепчет капитан.
У Павла Крылатых есть все основания быть довольным. Что бы ни случилось в будущем, «Джек» уже оправдал свое существование. Ведь каждая радиограмма, отправленная из тыла врага с разведданными, это скупая сводка одержанной победы, большой или малой. Группе «Джек» крепко повезло: первая же радиограмма — выстрел в «яблочко». Теперь и смерть не так страшна… Готовность отдать свою жизнь ради разведданных, которые спасут жизнь сотням и тысячам братьев, — в этом, а не в головокружительных приключениях видит капитан Крылатых сокровенный смысл своей опасной, самозабвенной профессии.
Но вдруг светлая улыбка сбегает с лица Ани. Еще не все! Рано радоваться! Вон Зина, развернув шифрорулон, осторожно светя фонариком, принялась за расшифровку принятой Аней радиограммы, переводит в слова цифровые группы. А вдруг Аня что-нибудь напутала?..
Но нет! И тут все в порядке. Капитан зачитывает наспех нацарапанную радиограмму: Центр поздравляет группу с удачным приземлением и предлагает безотлагательно приступить к выполнению задания.
— Зиночка! — шепчет Аня подруге. — Понимаешь, он сказал: «Связь прошла хорошо, с полным обменом!» Понимаешь?..
Так начинается работа радистки Ани Морозовой. Ее позывные звучат далеко от родных мест, в шумном, как балтийский прибой, немецком эфире, где громче всего стучат телеграфные ключи связистов ставки фюрера, где десятки вражеских радистов — под Растенбургом и Гольдапом, в Кенигсберге и Тильзите — обмениваются сведениями о ходе розыска советских парашютистов, сброшенных в ночь на 27 июля под Тильзитом.
Одновременно с донесением о первом выходе «Лебедя» в эфир, что составлялось в тот поздний вечер на Большой земле, другие рапорты, на немецком языке, торопливо пишутся сразу в нескольких частях радиоподслушивания и пеленгации, разбросанных в разных концах Восточной Пруссии. «Слухачи» 6-го флота люфтваффе засекают Анину рацию. На пеленгационной карте нити, протянутые из Кенигсберга и Мемеля, Гольдапа и Растенбурга, пересекаются точно в том самом месте, где в эту минуту сияющая, счастливая Аня начинает упаковывать рацию, а Шпаков ловко скручивает антенну. Немцы-радисты уже строчат рапорты, подробно отмечая все особенности ее «почерка». И целый хор голосов звучит по телефонам в штабах гестапо, СД и полиции.
С того самого момента, когда в ночь на 27 июля всю Восточную Пруссию облетел сигнал: «Внимание — парашютисты!» — подразделения роты пеленгации 6-го флота люфтваффе и другие части подслушивания ежеминутно, днем и ночью, ждали выхода Ани в эфир, чтобы засечь местоположение ускользнувшей от преследования советской разведывательной группы. И вот неизбежное свершилось.
Так Аня возобновила неравную, отчаянную борьбу с тем самым 6-м флотом люфтваффе, чьи эскадры базировались год назад в Сеще. Стационарные й подвижные части пеленгации и подслушивания этого флота прикреплены ко всем штабам расположенных в Восточной Пруссии армий, корпусов, дивизий, крупных гарнизонов, а у РСХА — имперской службы безопасности Гиммлера — круглосуточно работают собственные части радиоперехвата. Данные пеленгации немедленно передаются по радио, телефону и фельдпочтой в штабы СС, полевой жандармерии и полицай-президиумы: «Рация русских шпионов-парашютистов только что засечена в районе деревни Ендрайен на шоссе Гросс-Скайсгиррен — Лаукнен, в квадрате 3422, карта 1:500 000…»
Наутро об этом узнают гаулейтер и обер-президент Восточной Пруссии Эрих Кох, командующий 6-м флотом люфтваффе генерал-полковник фон Грейм, десятки и сотни высоких и низких чинов разных служб и органов.
— Шнеллер![2] Немедленно схватить русских шпионов под деревней Ендрайен!..
Аня отключает питание, но капитан говорит, поглядев на часы:
— Постой, послушай-ка Москву!
В Тильзите и Инстербурге поднятые по тревоге эсэсовцы и фельджандармы уже заводят моторы грузовиков и мотоциклов, чтобы выехать на облаву под деревню Ендрайен, а «Лебедь» настраивается на Москву, слышит знакомый голос Левитана. Глаза Ани радостно блестят в темноте, и капитан Шпаков и все ребята, затаив дыхание, нетерпеливо смотрят на нее. В их глазах — вопрос, почти мольба: «Ну, что там, Аня? Не томи!»
— Наши окружили немцев в Бресте! — скороговоркой выпаливает Аня. — Освободили Белосток!.. И Шяуляй! Шяуляй — это в Литве, за Тильзитом! — Ребята радостно переглядываются, хлопают друг друга по плечам, по спине, тесней обступают Аню. — Освобождены Львов, Станислав, Перемышль!.. Форсировали Вислу южнее Варшавы!..
Зина целует Аню в щеку.
— Спасибо, Анка! — громче обычного произносит капитан с такой благодарностью в голосе, словно Аня сама освободила все эти города. — Вроде как накормила и напоила! А теперь сматывай удочки!
Аня упаковывает свой «северок», а к леску у деревни Ендрайеп со скоростью не меньше ста километров в час мчатся два автофургона с радиопеленгаторными установками. На каждом кроме водителей — радисты-пеленгаторщики и автоматчики-охранники. Позади несутся, включая фары, мотоциклисты-эсэсовцы.
Крылатых быстрым шагом уводит группу к мосту. Через час-другой сюда нагрянут немцы!.. Тут не то, что в Белоруссии, где немцы каждый божий день засекали десятки раций, по не могли и шагу ступить в партизанский край, пока не снимали дивизию-другую с фронта… Тут совсем не то.
— Ну, давай бог ноги! — бормочет Генка, выходя к опушке.
Скорей через мост!.. Надо проскользнуть тихо, чтобы и комар носа не подточил, — там, за шоссе, до самой «железки» совсем мало леса. Если что случится — в перелесках не скроешься.
Наблюдатели на опушке — Овчаров и Целиков — докладывают:
— Все тихо. Ни души. Уже час, как проехала последняя фурманка.
Смутно темнеют каменные своды моста. Вода в лунном сиянии — что кованое серебро.
— Ложись! — вдруг шепчет капитан и, падая, рубит воздух рукой.
На обсаженном деревьями шоссе, со стороны станции, вынырнули две темные фигуры. Велосипедисты. Они не спеша катят к мосту. Пилотки, сапоги с широкими низкими голенищами, за плечами карабины. Какой черт принес сюда этих солдат? Почему едут так поздно по дороге в Лаукнен?