Через секунду он с красными глазами, всклокоченный, седой, в трусах и старой заношенной майке, выскочил на кухню.

– Куда ты дела мою Розалию, дрянь?! – закричал отец. – Куда?! Отвечай!

– Замолчи, фазер, не надрывайся, – лениво ответила Эльза, шмякнув чайник на плиту. – Не твоего ума дело.

– Как – не моего ума дело? Как?! Розалия – моя собственность! Я ее купил, заработал потом и кровью! Отвечай, скотина! И хватит курить с утра в моем присутствии!

Эльза, стоя к отцу вполоборота, внимательно за ним следила. Она ждала некоего, одного ей знакомого момента, когда можно было наступать. В какую-то долю секунды Эльза поймала этот момент и заверещала:

– Не смей подходить ко мне, старый ублюдок! Я не отдам тебе Розалию! Чтобы ты ее пропил со своими подружками! А-а-а, зна-аю! Ты забыл, какой сегодня день, папашка дорогой! Тебе плевать на этот день и на всё! Ты синеглазок своих обожаешь! Вот и иди, иди, катись, вали, уматывай!!!

Отец стоял у двери и слушал ее проникновенный монолог. Потом, когда в затхлом воздухе кухни истаял заключительный надрыв Эльзы «ывай!!!», отец подтянул с треском трусы и уже тихо, но все же злобно сказал:

– Не ори, дура. Не ори. Помню я, какой день. Ко мне сегодня гости придут.

В планы Эльзы никак не входили отцовы гости. И она снова закричала:

– Какие гости?! Какие?! Посмотри, глаза-то разуй, везде срач! Ты будешь убирать?! Ты – это дерьмо вылизывать?! И потом, папашка, ты сегодня не имеешь права быть здесь! Веди гостей к своим синеглазкам!

– Какая же ты дрянь выросла, вот стерва! Мне, родному отцу, указываешь, как себя вести и где быть? Это ты сегодня смотаешься отсюда, чтобы духу твоего не было, а я посижу с нормальными людьми, с гостями. Могу я по-человечески посидеть здесь с людьми?

Эльза все время наблюдала за отцом: в свои шестнадцать лет она была опытной скандалисткой. Ни одно его движение, всплеск, намек, срыв не ускользали от ее пытливого внимания. Сейчас Эльза почувствовала: отец сдается, он иссяк, еще одна маленькая атака – и он исчезнет, испарится из квартиры, «как сон, как утренний туман».

– Если ты не вернешь к вечеру Розалию, я сообщу в милицию, что ты – воровка, – хмуро подытожил он, повернулся и прошлепал в свою комнату.

Через пару минут Эльза уловила звук гитары – до, ре, соль, до – и прелюдию Баха вслед за плоскими до, ре, соль. Отец всегда, как они поскандалят, играл классическую музыку. Здорово у него получалось, так здорово, что Эльзе хотелось плакать, сидя на шатком обшарпанном табурете в грязной кухне.

Она вернулась в свою комнату, открыла форточку, щелкнула клавишей магнитофона. Во! Класс! Поп-группа «Блю систем» – громко, мелодично, взбадривающе. Ей, Эльзе, никак нельзя раскисать под отцовские гитарные страдания, ей вообще противопоказано раскисать: она – железная, несгибаемая девочка.

Когда отец ушел, Эльза не слышала. Попила чаю с бутербродом, потом умылась – она многое делала наоборот; налила в ведро воды и пошла искать тряпку для мытья полов. Давным-давно тряпок таких в доме не водилось. По крайней мере уже год – ни тряпок, ни порошков, ни всяких там приспособлений для мытья раковин и унитазов. Так, отец купит пару кусков мыла в месяц, и ладно. Трусы, колготки, лифчик постираешь – и слава богу. А тут – половая тряпка…

Эльза выдвинула нижний ящик своего шкафа, вытянула из вороха барахла мятую рубашку – еще год назад эта рубашка в яркую клетку, с погончиками, застегивающимися карманами нравилась ей – и бросила в ведро. Рубашка потонула в мутноватой воде мгновенно, как корабль с пробитым днищем.

Эльза решила открыть окно: все же свежий воздух бодрит, дает стимул к желанию убираться. Как учили в детстве: «Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья».

Окно медленно распахнулось. Эльза взобралась на подоконник и разглядывала двор – детские грибочки, песочницы, чахлую первую зелень и каких-то двух мужиков, беседующих неторопливо, по-соседски у подъезда.

Солнца не было. Было некое мягкое, теплое, волнующее состояние в природе. Ощущение большого солнца где-то близко, рядом. Вот-вот оно разорвет серебристые тучи и порадует мир личным присутствием. Вот-вот… Пора бы уже. Все-таки весна, восьмое мая, предпраздничный день, и еще эти – наши лучшие друзья: солнце, воздух и вода.

Серебристые тучи сковали небо. Эльза нахмурила брови. Тут звякнул телефон. Она молча сняла трубку. Она никогда не говорила дурацких слов, по сути в никуда: «Але», «Здрасте», «Я слушаю», «Квартира такая-то». Даже «ку-ку» не говорила. Если кому чего надо, сами скажут.

– Кто это? – нервно потребовали в трубке. – Але! Але!

– Это я, теть Валь, – ответила Эльза. – Чего тебе?

Звонила сестра мамы.

– Девочка, здравствуй. Ты помнишь, какой сегодня день? Ты уж прости, что напоминаю.

– Помню. Ну и что?

– Хочешь, можем встретиться. Приезжай ко мне. А? Пора мириться, девочка.

– Посмотрим.

– Приезжай. Блинов напеку. Рыбка красная есть – в заказе достала. Твоя любимая.

С тетей Валей Эльза за этот год ссорилась по-крупному раз десять. И каждый раз после обидных монологов они пытались мириться. Вернее, пыталась тетя Валя. А сегодня как раз был мощнейший повод для родственного воссоединения.

Тетя Валя была старой девой, жила одна в чистенькой, вылизанной квартире. Поэтому Эльза не любила гостить у нее.

– Договорились? Придешь? Только позвони перед выходом. Чтобы я блины поставила, – просительно сказала тетя Валя. Помолчала и добавила: – Надо быть ближе друг к другу.

– Ладно.

Эльза положила трубку. Поговорили. Чего сегодня все лезут к ней в душу? Напоминают заботливо? Вопросы задают – помнишь, не забыла? Думают, она – обезьяна, лишенная памяти?

Эльза помнила о сегодняшнем дне весь год. Каждый день. И летом, и осенью, и в снег, и в дождь, и во время страшных скандалов с отцом. Но какой толк в ее памяти?

Год назад, восьмого мая, Эльза позвонила домой между третьим и четвертым уроками. Первый и последний раз в жизни она звонила домой из школы. Была причина для этого звонка, можно сказать, экстренный момент.

В комнате, где обычно восседала старая, седая секретарша директора, с остекленевшими глазами и вечной жесткой химией, было пусто – повезло. Сумеречный день пробивался сквозь железную решетку на окне. Зачем в школе по всему первому этажу в окна вделаны решетки?

Мать подошла не сразу, на третий гудок. Это разозлило Эльзу. Она знала: телефон стоит рядом с диваном – протяни руку и сними трубку.

– Дочка? – спросила мать тихим голосом.

– Я, ма, я. Ты просила – я звоню, – быстро проговорила Эльза. – Отец дома?

– Он ушел. Как твои дела?

– Тип-топ. А ты как?

– В порядке. Не волнуйся.