непередаваемой, прямо-таки барской ленцой произнес Рудаков.

— У нас отказал мотор, Геша и еще человек на катере, их несет в открытое море и может перевернуть…

— Ты откуда звонишь?

— Их может перевернуть каждую минуту. Дай тревогу! Я доплыл…

Сказав это, Кузьма сел на стул, откинулся на жесткую, прямую спинку стула и закрыл глаза.

Его разбудили через полчаса.

Ему снились волны.

Глава седьмая

В море вышел Курбацкий на «старике» — так спасатели звали второй катер, более тяжелый, неповоротливый, с крытой палубой и маленькой каютой. Кузьму до спасательной станции подвезли на машине отдыхающие из кемпинга. Он закутался в боцманский бушлат и долго сидел не двигаясь. Потом пришел Рудаков. Начальник сразу послал его на вышку, и с высоты Игорь кричал, что он видит катера, что все идет нормально.

Как только суденышки показались в порту, Рудаков кубарем слетел по крутой лестнице с вышки и одним махом спустил на воду «туза», Курбацкий прыгнул к нему на заднюю банку, а Геша сходить на берег отказался. Рудаков недоброжелательно принял на борт парня в тигровых плавках и погреб к берегу. Кузьма, наблюдавший за всеми в окно, увидел, как старшина достал из бортового ящичка инструменты и, откинув люки, начал разбирать мотор. Лялин нашел чью-то огромную робу и комбинезон, натянул все это на себя и попросил Рудакова перевезти его на катер.

— Да будет тебе… — сказал Рудаков, — это Геша теперь не успокоится до вечера, а тебе-то там нечего делать. Давай лучше пообедаем.

— У тебя есть что-нибудь?

— Конечно. Я колбасы по дороге купил.

— Давай сюда.

Кузьма забрал сверток с обедом и шагнул в шлюпку.

— Перевезешь или нет?

— Ладно, черт с тобой, мерзни, — неохотно согласился Рудаков.

— А! Пожрать принес? Это хорошо… Это прекрасно. Ну-ка, подержи.

— В чем там дело? — спросил Кузьма.

— Если бы я знал, в чем тут дело, то я уже сидел бы в дежурке и пил пиво.

— А у тебя есть пиво?

— Оно у меня есть всегда, и ты мог бы удивляться, если б у меня его не было… — машинально бормотал старшина, не отрываясь от мотора. Его руки уже по локоть были вымазаны в отработанном масле, и от этого он немного странно покосился на бутерброды и снова склонился над мотором. — Подержи этот болт, хотя лучше не надо, не пачкай руки. Что за черт?!! Утром спросили бы меня, и я ответил бы, что скорее у меня самого будет инфаркт, чем заклинит поршень. И если учесть, что в этом двигателе подобная штука совершенно невозможна, то действительно на свете есть чудеса. «А ты твердишь, что на свете не бывает чудес. Чудес на свете много…» Вообще-то есть одна шутка… Но не думаю, что на станции мог кто-нибудь так пошутить… Не думаю… Совсем не думаю… На всякий случай, Кузьма, пошарь в бензобаке. У тебя рука тонкая, может, и пролезет.

Кузьма снял телогрейку и засучил рукава робы до самого плеча. Потом, свернув ладонь лодочкой, он осторожно просунул ее в бензобак.

— А здесь что-то есть…

— Тащи, только осторожнее.

— Рассыпается, — озабоченно сказал Кузьма.

— Ничего, ты хотя бы крупинку извлеки.

— Сейчас.

Кузьма вытащил руку и протянул ее старшине. На ладони лежали несколько прозрачных, пожелтевших от бензина, маленьких кристалликов. Геша взял руку Кузьмы за запястье и поднес к своему лицу. Несколько мгновений молча смотрел на загадочные кристаллы, потом лизнул ладонь и забрал их на язык. Долго прислушивался к своим ощущениям. Потом молча опустил руки за борт и стал их мыть, ожесточенно потирая одну о другую. Повернул голову к Кузьме и кивнул на воду.

— Мой руки, сейчас будем обедать.

— Что это? — спросил Кузьма.

— Это сахар, — равнодушным голосом ответил старшина и еще упорнее заскрипел руками.

— Какой сахар? — удивился Кузьма.

— С каким ты пьешь чай.

— Откуда он там?

— Спроси что-нибудь полегче. Мой руки. Не есть же тебе колбасу с бензином вместо горчицы.

— И что же?

— Дальше все очень просто. Некий шутник бросил сахар в бак, сахар частично растворился и проник с бензином в цилиндр. Бензин сгорает почти полностью, а сахар не успевает в момент взрыва, и на стенках цилиндра остается нагар. Последствия ты сам наблюдал. Но не в этом дело. Теперь я умру, а найду этого шутника. И тогда, когда я его найду, ему нельзя будет позавидовать.

— Ты думаешь, это кто-то специально подложил? — спросил Кузьма.

— Нет, он сам совершенно случайно туда залетел. Сто грамм сахара туда попали нечаянно, — саркастично заметил Геша и сдул поникшую, на его левый глаз кудряшку. — Не в этом же дело. Это же примитив. Мы пацанами сами устраивали такие шутки с начальником милиции. Но ведь на суше. Мы клали сахар в бак его личной машины. Единственное, чем он рисковал, это застрять по дороге из одного винсовхоза в другой. Он их постоянно инспектировал в нерабочее время. Это ведь на суше, а на море за такие шутки отрывают голову и не велят жаловаться. На море это другое дело… Хотел бы я посмотреть на этого шутника.

— Что ты собираешься делать?

— Не знаю.

— Когда, по-твоему, подсыпали сахар? — спросил Кузьма. Геша почесал затылок, сдвинув при этом свою береточку, типа кепочки, на самый нос, видимо, он еще не задавал себе подобного вопроса.

— В общем-то недавно…

— Почему ты так думаешь?

— Так иначе он бы весь разошелся.

— Значит, тот, кто насыпал, знал, что нам придется выходить в шторм?

— Значит, так, — мрачно согласился старшина.

— Кто был на катере перед тем, как нам выйти?

— Мы были и еще Музыкантов, пожалуй… Я его еще попросил проверить горючее.

— Значит, некому, кроме него?

— Да ну, что ты, не думаю, чтобы этот тихоня мог так пошутить.

— А если это была не шутка. Ведь он знал, что мы выходим в море в шторм.

— Ну к чему ему, подумай сам?

— Но ведь больше некому, — хладнокровно возразил Кузьма.

— Ничего не понимаю… — развел руками старшина.

— Как ты думаешь, у него есть причины злиться на тебя? О себе я и не говорю. Я человек новый. Что ему со мной делить?

— Да какие там причины?! Ничего такого я ему не сделал. Так. Может, пошутил когда, но у нас на станции над всеми смеются. Я никогда не мог бы подумать, что он способен на что-нибудь такое. Даже не представляю, что с ним теперь делать.

— По-моему, и не надо ничего делать. И говорить ничего не надо. Ведь мы же не уверены. А вдруг это не он… Такая обида парню