между нами. Впечатывает меня в дверь собственной квартиры, и теперь находится слишком близко для обычного босса, для человека, который ненавидит.

Он твердый, горячий и очень притягательный. Этого невозможно отнять. Как и невозможно справиться с бабочками, что, кажется, получили дозу лечебного эликсира, вызвав в животе приятный трепет.

Богданов ничего не делает, просто смотрит. А я уже готова с ума сойти.

Эта близость лопает скорлупу у старых воспоминаний, которые теперь отчетливо мелькают в голове.

Мужчина наклоняется.

Хочется забиться от неведомых ощущений. Что-то среднее между эйфорией и паникой.

Звук замка соседской двери раздается как раз в тот момент, когда наши губы почти встречаются.

– Ой, простите, простите, – баба Маруся, смутившись, опускает глаза. – А мне вот не спится, думаю, пойду посмотрю, кто тут шастает. Мож, подростки опять шалят, по подъездам шарятся. Поругаться хотела, – оправдывается старушка.

– Нет, все в порядке, – отвечаю я, кашлянув.

Теперь я и Мирон снова находимся на безопасном пионерском расстоянии. Это хорошо. Завтра он бы стал ругать себя за такое поведение, и мне бы досталось. Во всех смыслах.

– Хорошенький какой, – продолжает соседка. – А чего на пороге держишь? Домой не пускаешь?

Видимо, баба Маруся понимает все по моему взгляду. Соображает, что сболтнула лишнего.

– Ладно, не буду мешать, – как бы извиняясь, говорит она, а затем скрывается в квартире.

А за дверью моего дома неожиданно раздается детский плач.

– Это что? – спрашивает Мирон практически сразу. – Ребенок плачет? У тебя есть ребенок, Аня?

ГЛАВА 11

Аня

– Это что? – спрашивает Мирон практически сразу. – Ребенок плачет? У тебя есть ребенок, Аня?

– Да, ребенок плачет, – пожимаю плечами, со всей силы стараясь не показывать своего волнения.

Мол, ребенок, ну что такого?! Всего лишь ребенок.

На деле же легкие будто сжимает металлической цепью. Плотно так. Создавая в груди такое давление, что воздуху там поместиться просто негде.

Мирон думает какое-то время. Он будто прислушивается к Макарке, пытаясь что-то понять.

Мне кажется, что прямо сейчас, вот-вот, он скажет мне про сына. Скажет, что собирается забрать, и что здесь он именно за этим.

Но такого не происходит. Наоборот, мужчина выглядит растерянным.

– У тебя есть ребенок? – недоуменно уточняет, выгнув бровь.

– Нет, – на автомате отвечаю, вдобавок взмахивая рукой, чтобы быть более убедительной.

– Значит, это не твоя квартира? Снова врешь?

Вижу, как напрягается его лицо. Мирон будто разочаровывается во мне. Уже жалеет, что пару минут назад хотел поцеловать меня.

– Нет, – снова выпаливаю, но уже более эмоционально. – Моя.

– А ребенок? – Мирон не отстает. – У тебя есть ребенок, Аня?

Вид у него сейчас такой, точно он готов ломануться в мою квартиру, напрочь вышибив дверь.

Мне кажется, он даже может это сделать.

– Я снимаю эту квартиру вместе с подругой. У нее недавно родился малыш. И это правда, – зачем-то добавляю я в конце, что выглядит, наверное, очень глупо.

– И сколько ему? – Богданов не унимается.

Ему есть какое-то дело до чужих детей? Или не верит? Или он все же знает про Макара, а сейчас играет свою роль, дабы усыпить мою бдительность?

У Мирона скоро будет свой собственный ребенок, пусть лучше об этом думает.

– Один месяц, – безбожно вру. Ну а что? Гулять, так гулять.

– Я хотел бы посмотреть.

– Что? – на моем лице появляется нервная усмешка.

– Хочу его увидеть, – повторяет спокойно.

– Сейчас два часа ночи. Что я скажу подруге? – почему-то не теряюсь. – Что мой босс, ни с того ни с сего, решил посмотреть на ЕЕ, – выделяю голосом, – ребенка? Прости, но я не могу впустить тебя.

– Ладно, – Мирон соглашается очень быстро.

Меня накрывает такое облегчение, что я слишком заметно совершаю глубокий вдох. Сама этого пугаюсь. Слишком подозрительно.

Богданов же, не обращает на мое поведение никакого внимания. Ощущение, что он уходит в себя, в какие-то собственные размышления.

Становится даже интересно, чем он так увлекся.

– Ну… пока? – делаю очередную попытку распрощаться с ним.

– Зайдешь в квартиру, и я уйду, – он отмирает, и теперь уже сморит на меня привычным строгим взглядом.

Мне ничего не остается, как вставить ключ в замочную скважину.

Надеюсь, что Катя хотя бы не качает ребенка у самой двери. Иначе – это будет полный провал.

Осторожно открываю дверь. Буквально маленькую щелочку, чтобы незаметно юркнуть туда.

– Пока, – бросаю через порог, и тут же захлопываю дверь перед носом бывшего.

В этот момент эмоции берут надо мной верх.

Только что я могла потерять все.

Одно неверное движение, спонтанно пророненное слово – и Мирон забрал бы малыша. В этом уверена.

Даже если тогда в кабинете речь шла не про моего сына, позиция Богданова по данному вопросу предельно ясна.

Обессилено сползаю по двери на пол.

Сажусь и закрываю лицо ладонями.

Макар уже перестал плакать. Слышно только, как он кряхтит в комнате.

Как не вовремя сыночек. Как не вовремя. Мама так за тебя испугалась.

Спустя минуты две в коридоре появляется Катя. В полнейшем шоке она пытается что-то у меня спросить, но я подношу к губам указательный палец, а потом указываю на дверь позади себя. Вдруг, Мирон еще не ушел?

Чуть позже я рассказываю подруге обо всем, что случилось, а она снова принимается за старую песню:

– Надо было рассказать! Я просто не понимаю, чего ты боишься? – негодует Катя.

– Потерять сына, – уточняю, хотя и так понятно.

– Знаешь, твой Мирон, конечно, олигарх, но он не преступник. Уверена, красть ребенка бы не стал. Тем более, он женат сейчас. Я даже узнала на ком. Думаешь, эта девушка приняла бы в семью чужого младенца?

– На ком? – это все, что я слышу. Хотя, уверена, мне совсем не нужно этого знать.

– Ольга Лаврентьева. Дочь одного известного политика. Уверена, что ей не нужен чужой ребенок.

– Тем более, что она беременна своим… – заканчиваю фразу за подругу.

– Она еще и беременна? Ну, супер! Значит, точно можно этому уроду все высказать! Серьезно! Сколько ты еще собираешься все это терпеть? Унижаться перед ним ради денег на его же собственного сына? Прости, но это глупость какая-то.

– Кать, давай спать? – ухожу от темы. – Мне