class="p1">– Вы самовлюбленный остолоп, – фыркнула в его сторону и ушла в комнату, которая оказалась чем-то вроде зала, хотя и здесь стояло несколько кроватей, накрытых ненужными в городском хозяйстве тряпками. Было заметно, что с лета сюда никто не приезжал – сырость в промерзшем с зимы доме резала глаза и неприятно теребила обоняние. В комнате стоял отвратительный затхлый запах, хоть и было заметно, что перед отъездом семья тщательно наводила порядок. Все постели аккуратно застелены, вышитые крестиком подушки на сломанном кресле стоят, как в журнале, уголками вверх, зеленый ковер под ногами тоже был бы чистым, если бы не многочисленные следы грязных ботинок на нем. Следы все разные и большие, из чего даже я могу сделать вывод, что они не принадлежат ни покойной Смирновой, ни ее убийце.

– Что ж! Становится только интереснее!

– Какой интерес в том, что мы ничего не нашли?

– Вы не понимаете, Данилова, – агент неожиданно повернулся ко мне и оказавшись близко-близко понизил голос, – чем меньше следов, тем умнее убийца.

Глаза Горовица в этот момент сверкали легкой ненормальностью, из-за чего в этом жутком месте, стало находиться еще неприятнее.

– Страшно, Ева?

– Чего? – не расслышала я.

– Тебе страшно, Ева? – голос его стал звучать еще глуше. – Тебе страшно ввязываться в подобные дела? Ездить по незнакомым местам, совать свой нос, куда не надо?

Каким-то непостижимым образом, его лицо оказалось так близко, что щетина наглеца имела все шансы в один неосторожный миг оцарапать мою кожу.

– А ведь он может быть где-то там… На улице, или возможно даже в этом доме…

Выдержав его наезд с каменным лицом, я холодно ответила:

– Приберегите эти страшилки для Горовица младшего. Даже будет лучше, если почаще их будете ему озвучивать, чтобы он не приставал к моей несовершеннолетней дочери.

Оставив агента пережевывать мой отпор, я вышла из дома и остановилась на крыльце, шумно втянув ноздрями свежий воздух. Страшно? Страшно… Я, оказывается, очень боюсь оставаться с этим мужчиной наедине. Он был слишком близко. Настолько близко, что я готова была забыть, где мы находимся!

– Ева! Ну, как там? – моя дочура слезла с качелей и подлетела к матери. Оба Горовица тоже подплыли к нам, каждый со своей стороны. Вороны. Окружили!

– Ничего! – заявил агент, застывший позади меня. – Едем дальше!

– Что, совсем ничего? Не может же этого быть! – Ленка не была готова смириться с таким поворотом событий.

– Вся в мать, – резюмировал Горовиц, покачав головой.

Истинный мужик. Теперь пусть еще скажет, что все женщины водить не умеют!

– А что он там, по-твоему, – сыночек агента, будто сошедший с подиума, где демонстрировали осенне-зимнюю коллекцию, показал указательным пальцем вверх, – должен был записку с домашним адресом оставить?

Сказал и усмехнулся. Усмешкой Горовица. Боже мой, теперь их двое!

– Весь в отца, – огрызнулась я. – А что ваши эксперты говорят, Горовиц? Как все было? Может быть, им удалось что-то обнаружить, и они это увезли?

– Нет, они, как и мы, ничего не нашли. И заканчивайте, Данилова, хвататься за чужие версии. Делайте свои выводы. Это-то вы делать умеете? Мне рекомендовали вас, как опытного следопыта, но что-то я пока ничего не вижу от этого крутого опыта.

– Я поисковик, а не детектив. Нас учили искать трупы под кустами и в канавах, а не улики и мелкие зацепки.

– Так учитесь! Вам выпал уникальный шанс поработать бок о бок с профессионалом!

Меня окончательно вывела из себя его самодовольная поза и физиономия! Настолько вывела, что я даже не заметила, как почти начала на него рычать! Эти очки и наглые серые глаза за ними, как рентген, просвечивающие мою голову насквозь. Все время, пока находилась рядом с ним, не отпускало ощущение, что этот мужик слышит каждую мою мысль. В том числе и мысли о нем.

– Мам…

– Пап…

Я очнулась от этих «мам» и «пап». Да уж. Картина маслом. Мы с Горовицем стоим друг напротив друга, оба упираем руки в боки, скрепим зубами и воинственно смотрим один на другого. Похоже, не я одна здесь забылась, зачем мы сюда приехали в столь ранний и туманный час.

Осекшись, я отвернулась от полицейского и сказала тоном тише:

– Да, едем на станцию. Здесь действительно ничего интересного.

– Да, – виновато поддержала меня двухметровая скала наглости. – Едем. Заговорились мы.

И под насмешливые взгляды собственных детей, взрослые направились за калитку.

Глава 14

– Явились? Где вы шлялись, черт вас возьми?!

А говорят, что только женщины обладают интуицией. Я свою бывшую почувствовал еще в лифте, пока мы с Гордоном поднимались в мою квартиру. Я бы не сказал, что это запах ее духов, как бы сам описал в книге. Это сработала чуйка, нормальная мужская чуйка, сигнализирующая о том, что сейчас какая-то женская особь будет выносить тебе мозг.

– Ты что, отдал матери ключи от моей квартиры? – спросил сына на полпути.

Недоросль лишь безразлично пожала плечами и воткнула обратно в ухо белый наушник. Ясно. Не давал, она сама взяла и сделала дубликат. Вполне в ее духе. Она встретила нас в холле в воинственной позе престарелой Валькирии. Когда-то я ее называл Валькирией. Она и сейчас прекрасно выглядит, если бы не одно «но». Пока мы совсем молодые, наша внешность еще формируется и чаще всего не способна продемонстрировать во всей красе наш характер. Однако со временем, характер побеждает, и как бы мы не старались замаскировать его последствия – он вылезет наружу и будет иметь честь представлять нас еще до того, как собеседник успеет оценить наши познания и умения, а также таланты в искусстве утонченного стиля. К сожалению, Аде в этом деле не помогали ни стилисты, ни косметологи, ни хирурги. Моя бывшая сама могла раскроить кому угодно мозг. Порой парой слов, не требовалось даже предложения составлять.

– Горовиц! Твою же мать, я тебя спрашиваю!

Красавица. Миниатюрная брюнетка с пылающими глазами. Линии стройной фигуры строги и корректны. Черные тонкие брови приподняты вверх, уголки не менее тонких губ опущены вниз, острые скулы на слегка вытянутом женском лице подчеркнуты румянами, маленькая грудь под просторными тряпками часто вздымается, демонстрируя всем окружающим величину гнева владелицы. Красавица.

Когда спит и молчит. У себя дома.

– Ты спрашиваешь меня или Гордона?

– Тебя, кретин! Ты по бабам шлялся и сына с собой таскал?!

Вопреки обыкновению, я скинул мокрые и грязные по самые шнурки ботинки в холле. В мокрых носках прошел в гостиную, оставляя за собой влажные следы на паркете, который обошелся мне чуть больше, чем в миллион. Люблю свою квартиру. Триста восемь